Меня тут кроет по полной.
Ты помнишь, как мы затягивались этой дурью на пару?
Неизменно 9 этаж и приглушённый свет.
Ты опаздывала на пары,
а я в свою жизнь на несколько лет.
Потом агонии и хикикомори
согласен, дурная смесь.
ты рассказывала мне о розовых пони,
а я твердил, что в Сахаре есть море
и чайки там тоже есть.
В нашем недалёком прошлом
ты вечно кудрявая и с проколами
мыла волосы яблочным хэд эн шолдэрсом,
а я расчесывал их и заплетал тебе косы.
Мы слушали нарвану и пили глинтвейн
и ты спрашивала, почему я не посвящаю тебе песен.
Я отвечал, мол, милая, я же не Курт Кобейн,
а ты не Кортни Лав, мы далеко не Сид и Нэнси.
Да, мы тоже жестко сидели, только не на игле,
хотя, лучше на игле, чем на всём этом.
Я помешан на сплаттерпанке и, конечно, тебе
и на том времени года, когда зима переходит в лето.
Мы зачитывались Достоевским и Чеховым.
Бродили по узким улочкам старого города,
а сейчас у меня с левой стороны под ребрами
сплошное кровавое месиво,
с осколками чего-то важного из нашего прошлого.
Ты рисовала и таскала с собой огромный мольберт,
мечтала, чтобы всё было, как у Сида и Нэнси.
Я читал тебе свои стихи,
а ты говорила, что у Курта было лучше и я не поэт,
но милая, Кортни Лав тоже писала песни.
И этот январь снегопадом на мою голову
на протертые дождём питерские крыши.
Я не хочу возвращаться, чтобы снова по-новому.
я просто иногда скучаю и надеюсь, что ты где-то там всё ещё дышишь.
Ты помнишь, как мы ловили кайф от этой дури?
Мечтали свалить в Сеул или Токио.
Я тебя слишком сильно
до потери пульса и голоса,
а ты меня вроде бы.
Неизменно 9 этаж и приглушённый свет.
Ты опаздывала на пары,
а я в свою жизнь на несколько лет.
Потом агонии и хикикомори
согласен, дурная смесь.
ты рассказывала мне о розовых пони,
а я твердил, что в Сахаре есть море
и чайки там тоже есть.
В нашем недалёком прошлом
ты вечно кудрявая и с проколами
мыла волосы яблочным хэд эн шолдэрсом,
а я расчесывал их и заплетал тебе косы.
Мы слушали нарвану и пили глинтвейн
и ты спрашивала, почему я не посвящаю тебе песен.
Я отвечал, мол, милая, я же не Курт Кобейн,
а ты не Кортни Лав, мы далеко не Сид и Нэнси.
Да, мы тоже жестко сидели, только не на игле,
хотя, лучше на игле, чем на всём этом.
Я помешан на сплаттерпанке и, конечно, тебе
и на том времени года, когда зима переходит в лето.
Мы зачитывались Достоевским и Чеховым.
Бродили по узким улочкам старого города,
а сейчас у меня с левой стороны под ребрами
сплошное кровавое месиво,
с осколками чего-то важного из нашего прошлого.
Ты рисовала и таскала с собой огромный мольберт,
мечтала, чтобы всё было, как у Сида и Нэнси.
Я читал тебе свои стихи,
а ты говорила, что у Курта было лучше и я не поэт,
но милая, Кортни Лав тоже писала песни.
И этот январь снегопадом на мою голову
на протертые дождём питерские крыши.
Я не хочу возвращаться, чтобы снова по-новому.
я просто иногда скучаю и надеюсь, что ты где-то там всё ещё дышишь.
Ты помнишь, как мы ловили кайф от этой дури?
Мечтали свалить в Сеул или Токио.
Я тебя слишком сильно
до потери пульса и голоса,
а ты меня вроде бы.
