Я жизнь свою в деревне встретил...
Д. Хренкову
Я жизнь свою в деревне встретил,
Среди ее простых людей.
Но больше всех на белом свете
Любил мальчишкой лошадей.
Все дело в том, что в мире голом
Слепых страстей, обидных слез
Я не за мамкиным подолом,
А без семьи на свете рос.
Я не погиб в людской остуде,
Что зимней лютости лютей.
Меня в тепле согрели люди,
Добрей крестьянских лошадей.
Я им до гроба благодарен
Всей жизнью на своем пути.
Я рос. Настало время, парень,
Солдатом в армию идти.
Как на коне рожденный вроде,
Крещен присягой боевой,
Я начал службу в конном взводе
Связным в разведке полковой.
И конь - огонь! Стоит - ни с места.
Или галопом - без удил.
Я Дульцинею, как невесту,
В полку на выводку водил.
Я отдавал ей хлеб и сахар,
Я был ей верного верней.
Сам командир стоял и ахал
И удивлялся перед ней.
Но трубы подняли тревогу,
Полночный обрывая сон.
На север, в дальнюю дорогу,
Ушел армейский эшелон.
А там, в сугробах цепенея,
Мороз скрипел, как паровоз.
И - что поделать!- Дульцинея
Ожеребилась в тот мороз.
Заржала скорбно, тонко-тонко
Под грохот пушек и мортир.
И мне:- Не мучай жеребенка...-
Сказал, не глядя, командир.
Я жеребенка свел за пойму
Через бревенчатый настил
И прямо целую обойму,
Как в свою душу, запустил.
Стучали зубы костью о кость.
Была в испарине спина.
Был первый бой. Была жестокость.
Тупая ночь души. Война.
Но в четкой памяти запались:
Мороз, заснеженный лесок
И жеребенок, что за палец
Тянул меня, как за сосок.
1959
Я жизнь свою в деревне встретил,
Среди ее простых людей.
Но больше всех на белом свете
Любил мальчишкой лошадей.
Все дело в том, что в мире голом
Слепых страстей, обидных слез
Я не за мамкиным подолом,
А без семьи на свете рос.
Я не погиб в людской остуде,
Что зимней лютости лютей.
Меня в тепле согрели люди,
Добрей крестьянских лошадей.
Я им до гроба благодарен
Всей жизнью на своем пути.
Я рос. Настало время, парень,
Солдатом в армию идти.
Как на коне рожденный вроде,
Крещен присягой боевой,
Я начал службу в конном взводе
Связным в разведке полковой.
И конь - огонь! Стоит - ни с места.
Или галопом - без удил.
Я Дульцинею, как невесту,
В полку на выводку водил.
Я отдавал ей хлеб и сахар,
Я был ей верного верней.
Сам командир стоял и ахал
И удивлялся перед ней.
Но трубы подняли тревогу,
Полночный обрывая сон.
На север, в дальнюю дорогу,
Ушел армейский эшелон.
А там, в сугробах цепенея,
Мороз скрипел, как паровоз.
И - что поделать!- Дульцинея
Ожеребилась в тот мороз.
Заржала скорбно, тонко-тонко
Под грохот пушек и мортир.
И мне:- Не мучай жеребенка...-
Сказал, не глядя, командир.
Я жеребенка свел за пойму
Через бревенчатый настил
И прямо целую обойму,
Как в свою душу, запустил.
Стучали зубы костью о кость.
Была в испарине спина.
Был первый бой. Была жестокость.
Тупая ночь души. Война.
Но в четкой памяти запались:
Мороз, заснеженный лесок
И жеребенок, что за палец
Тянул меня, как за сосок.
1959
