Рассказ Элины Быстрицкой о войне
- Элина, расскажите про войну?
- Мне трудно вспоминать как это было:
не то что б не хочу или забыла,
а нужно говорить за всю страну.
В те роковые годы наш народ
от мала до велика для Победы
трудился от заката до рассвета,
и не было важнее из забот.
Спросите ветеранов, стариков –
пожав плечами, скажут:
- Все так жили.
Вот этой силой мы врага разбили,
освободив Отчизну от оков.
И я не исключение:
в тылу
ровесницы работали ударно,
а мне достался поезд санитарный…
И дальше неохотно:
как в пылу
войны, в числе других госпиталей,
оставив позади горящий Киев,
их поезд продвигался в глубь России;
откуда, занимаясь всё алей -
с бойцами эшелоны гнал рассвет
пожарищам навстречу и бомбёжкам,
а женщины тревожно из окошка
на станциях крестили их вослед…
- Мне память сохранила с тех времён,
Как снимок:
на разбитом полустанке -
состава обгоревшего останки.
А под откосом – с почтою вагон.
И степь…
До горизонта вся…
Белей
полей под снегом: письма, похоронки,
а в вышине, над всем – печальный, звонкий
клин, улетавших к югу, журавлей.
Не счесть теперь ни матерей, ни жён
не получивших чьих-нибудь последних
тех весточек;
ни с рубежей передних
солдат, кто, не дождавшись, был сражён.
Всё тягостнее речь её и слог
задумчиво - усталый,
и нередко
вновь пальцы теребили край салфетки;
И, чтобы поддержать наш диалог,
я задавал вопросы невпопад -
встречая испытующий и тихий,
как у людей с лихвой хлебнувших лиха,
пронзительный, чуть отрешённый взгляд.
В тот миг она была, наверно, там:
в том поезде, где приторный до рвоты
тяжёлый запах крови и мокроты,
сочащихся по стираным бинтам.
Там, где махры и пота благовест,
где, на крыло свалившись, самолёты
с тузами на боках - вели охоту,
прицеливаясь прямо в красный крест.
Не клеился дальнейший разговор:
мы как-то больше вежливо молчали.
В упор глазами полными печали
глядел в меня её немой укор.
Нет, даже не укор - а приговор,
за то что я докучливым незнаньем
разбередил клубок воспоминаний,
комком в груди живущий с давних пор.
Мне было стыдно, словно невзначай
обидел дорогого человека:
и за её, припухшие вдруг, веки,
и за уже, давно остывший, чай;
что не обнять мне и не обогреть
вдруг ставшие родными – эти плечи,
и паузы неловкие: предтечи,
что, видимо, пора и честь иметь.
А так хотелось поблагодарить:
найти, сказать от сердца – не для слуха,
но веяло такою силой духа,
что не посмел: боялся оскорбить.
Слова, что ей, скорее, не новЫ –
застряли по пути, как в горле кости;
то, собственно, зачем пришёл я в гости -
осталось недосказанным.
Увы
Избитых фраз изысканный елей
здесь был бы совершенно неуместен
и неприятен
Женщине известной
породой несгибаемых людей!
Всё, что сумел:
смущенья скрыв огонь –
поцеловать признательно без звука,
протянутую на прощанье, руку
в распахнутую мягкую ладонь.
Был месяц Май.
Играла ребятня
в «войнушку», как обычно, и пестрели,
громя «фашистов» - русские пострелы;
На них смотрели на исходе дня,
край занавески сдвинув,
там, в окне:
глаза отнюдь не воина-эллина -
девчушки с хрупким именем Элина;
Одной, из победивших в той
Войне…
