До войны мы жили в станице Краснодонецкой, что на Северском Донце. В прошлом она называлась Екатерининская, в честь российской царицы: по её указу и была основана станица. До войны с фашистской Германией станица имела приличный речной вокзал.

Северский Донец здесь широк и делает излучину. Правая сторона вся была в садах, и у нас там был свой сад, помню яблоки. Говорили, что был и мост, но на моей памяти остался лишь паром на « ручной тяге». Левая сторона на холмах. Зимой катались по оврагам на санках. Весной и летом дед брал меня с собой для заготовки травы для домашней живности. Помню корову и козу. Отправлялись по Донцу на лодке, дед на вёслах, а я на скошенной душистой траве, на самой копне. Плеск- плеск, плеск- плеск! Смотрю на безоблачное голубое небо и мне так хорошо, что и сейчас слов не подберу! Мой дед Павел Артёмович одно время сильно увлекался радио ( до войны!) и сам смастерил детекторный приёмник ( ! ). Придумал лодку с ножным приводом и все сбегались смотреть. А к речному вокзалу причаливали с гомоном и музыкой «из дальних стран» белоснежные колёсные пароходы. Сразу станица « оживала». Мы, мальчишки, развлекались в весёлой толпе встречающих.

 

Теперь лирическое отступление.

 

Шёл по речке пароход,

Шумно шлёпал плицами,

А на пристани – народ,

И сияет лицами!

Прибывают к нам опять

Новости в станицу,

И могу я побывать

В матушке- столице!...

 

… А немцы заняли станицу Краснодонецкую в июле 1942 года. Все мы жили в постоянной тревоге: скоро и к нам придёт беда. В небе всё чаще летала «рама», высматривая цели. Выла сирена. И вдруг, на горизонте правого берега Донца, посреди тёплого летнего дня, стали видны взрывы, задрожала земля, понеслись к небу чёрные дымы. Загодя Павел Артёмович вырыл в огороде убежище – ход прямо, потом поворот налево. Но когда пришло время нам прятаться, там уже полно было соседей. А семья была большая. Там мы все простудились! Болели потом...

Во время оккупации в доме жили немцы. Запомнилась в чужих руках консервная банка с картинкой колбасы кружочками и аромат… Я вылезал смотреть, как он ел и глотал слюни, немец грозил. Бог миловал, я остался жив. В марте 1943 пришли наши, немцев прогнали. От бомбы во дворе зияла страшной глубины яма. Там, где было наше убежище. А вокруг - разруха…

В 1946 году пошёл я в первый класс Краснодонецкой школы. А школа моя была в маленьком домишке за церковью. Классом была маленькая обычная комнатка, в коридоре стояла печка и там же мы раздевались.

Деда сшил мне шапку-ушанку, и я был горд: не у каждого такая была. А после уроков пришёл домой, всхлипывая и боясь показаться деду на глаза. На голове у меня был потёртый, тонкий шлем: шапку мою

украли, но из жалости, наверное, подбросили шлем.

К Новому году старую школу отремонтировали. Была ёлка! Я выступал на этом празднике в белом халатике доктора Айболита. Сбежалась вся станица: дети, взрослые, и я читал понятные мне стихи,

стоя на стуле:

 

« Однажды, в студёную зимнюю пору,

Я из лесу вышел, был сильный мороз..."