Астафьев

АСТАФЬЕВ

 

Когда от писательской сволочи,

Так жирно обсевшей Урал,

Астафьев, схватившись за поручни,

В рубцовские веси сбежал.

 

Когда у Кубены прославленной

Варил он уху из ершей

И к вечеру, всеми оставленный,

Писал повесть жизни своей.

 

Когда, как монах, в одиночестве

Он плакакал за Русь и страдал,

Без денег, без хлеба, без почестей,

Но всё же писал и писал. –

 

Еврейство, ничтожное в творчестве,

На весь на уральский хребет

Решало – комушеньки почести,

Комушеньки почестей нет...

 

Сорокины, кряжи отстаивая,

Себя издавали тогда,

А чтобы Рубцова, Астафьева –

Умри, ни за что, никогда!..

 

И нынче Зашихины, Быковы,

Сорочьи заветы храня,

Еврейства сиянья лжепиковые

От русских хранят, от меня.

 

Еврея, далёкого, близкого,

Ничем не обижу, смолчу.

Я знаю поэта Багрицкого,

Сорокина – знать не хочу!

 

Еврейство нели-тературное –

Не проза оно, не стихи.

Ах, времечко, мутное, шкурное!

Оно нам, увы, за грехи.

 

Уж как-нибудь, с Богом, мы впавь его,

Авось не потонем в беде.

Помогут нам книги Астафьева.

А этих... не видно нигде...

 

4. 04. 2005 г.,

вечер.