Всем Мужчинам Поэмбука посвящается )

 

 

 

 

***

 

Косишься со смесью раздражения и восторга.

 

Раздражение. Серый лёд придворового катка препарируется хоккейными коньками. Над коньками возвышаются туши. Каждая в центнер весом. Потому что на тушу надета полная боевая амуниция и у туши клюшка. И она, туша, несётся, как взбешённый носорог по саванне. Только гораздо быстрее носорога - со скоростью примерно гепарда. И она, туша, кричит матом. И вот-вот убьёт тебя и твою нежную семилетнюю дочь, которая, как и ты, вжалась жопкой в борта и парализовалась от ужаса.

После хоккейной встречи взбешённых бугаёв лёд разбит, семилетние девочки икают. Ты трёшь ногу, в которую влетела шайба. И хромаешь. И материшься, как последний хоккеист, и кидаешься звонить ответственному за благоустройство раёна Сергею, и орёшь Сергею в трубке: я, ёпта, мать, и я вывела детей и себя гулять, а не лавировать между шайбами, клюшками и неадекватными мужиками! Разберитесь немедленно и больше не допускайте!

Сергей офигевает от твоего красноречия и посылает тебя на *уй. Ну, обещает разобраться и не допускать, то есть. Хотя сам настоящий мужчина, не трус и, конечно, играет в хоккей.

 

Восторг. Даже не совсем восторг! Песня. Песня про настоящих мужчин и не трусов. Они такие брутальные и красивые, эти придворовые мужчины! Их голени и колени в броне. Поверх их тривиальных куртёшек наброшены белые ангельские одёжи-размахайки, и на каждой цифры: 25 или же 17. И надписи: Овечкин. Или же Монреаль Канадиенс. Шлемы их навевают мысли о лукасовских звёздных войнах. И эти звёздные носороги, гепарды, не трусы, монреали, овечкины движутся напролом, но грациозно; борьба потрёпанных клюшек за антрацитовую от старости шайбу завораживает. И ты, вытягивая шею, следишь и следишь за перемещениями, забыв, почему ты впечаталась филеем в борта.

 

И вспоминается: солнечные блики, истёртый диванчик, ты лупишь его не хоккейной, а вовсе девчачьей голенастой ногой. Тебе лет семь, как сейчас твоей нежной дочери. Ты страдаешь, потому что внутри монохромного телеэкрана ездят на коньках и дерутся клюшками носороги; а стоит перещелкнуть тумблер - и появится море, корабль и капитан. "Капитан Грант", - канючишь ты. "Какой ещё Грант, - отмахивается отец, - когда Канада! Ааа!!! Красава!!! Гусаров!!!" Отец ажитированно хлопает себя по коленям: "А ты говоришь - Грант! Когда Гусаров!!!" И ты внезапно вникаешь в происходящее внутри телевизора, и начинаешь сопереживать отечественным носорогам и злиться на носорогов канадских, и хлопать себя по коленям, как отец, и требовать гола.

Следующим днём ты рассказываешь подружкам про Фетисова, про гада-арбитра и про свою свежеприобретённую неприязнь к кленовым листьям. Подружки смотрят на тебя как на умалишённую.

 

Раздражение. Вместе с бугаями на льду - твой сын, он младший школьник, он шустёр, его приняли в игру. Он, разумеется, без этих самых защитных лат, он, разумеется, в эпицентре. Вокруг него - буря и кошмар. Если упадёт - затопчут, ужасаешься ты. Ты вытягиваешь шею уже по поводу сына и беспомощно орёшь: "Завяжи шнурок!" Сын не слышит. Ты тихонечко выбираешься с катка, таща на буксире дочь. Ты не можешь смотреть, как твоего сына в дурно зашнурованной обувке уносит и уносит злая буря. Материнское сердце обливается кровью.

 

Раздражение. Игра закончена, два молодых монреаля отдыхают в раздевалке. Ты деликатно протискиваешься мимо и дёргаешь носом, ощущая гадкий запах солода. Матерь Божья, думаешь ты, так они под пивком в хоккей рубятся! Ты уже тянешься позвонить Сергею, но -

 

восторг. Один из монреалей стаскивает шлем и оказывается кудрявым, как самый кудрявый хоккеист мира Яромир Ягр. Ноги раённого Яромира занимают всю раздевалку, руки Яромира без перчаток ещё более брутальны, чем в них. Он продолжает беседу с товарищем, прерванную твоим появлением: "...попса эта "Триумфальная арка", хотя я Ремарка уважаю. Мне больше "Земля обетованная" зашла. Одним махом прочёл", - и негромкая матерная тирада. Товарищ кручинится: "Эко помер, слышал? Жалко. Колосс был, не хуже Ремарка!" "Бабский немного, - кривится Яромир, - но да, колосс".

 

И ты опять думаешь: Матерь Божья! И ещё думаешь: Дева Мария и Эрих Мария Ремарк! И сопоставляешь: кудри, звёзды, кленовые листья, щитки, шнурки, азарт, обсценная лексика, земля обетованная, ангельские одежды. Отец, сын, Яромир. А ведь ангелы, думаешь ты. И настоящие мужчины.

 

Защитят.