Сказка о рыбаке и лодке
СКАЗКА О РЫБАКЕ И ЛОДКЕ
Жил старик со своею старухой
У самого синего моря.
Александр ПУШКИН.
«Сказка о рыбаке и рыбке»
На берегу протоки Енисея,
В многосемейном деревянном доме,
В полуподвальной комнатке уютной
Жил со своей старухою старик.
Прошло уже немало лет с тех пор,
Как в дом они старинный поселились
И ладно провели свой долгий век
За разною работой немудрёной,
И вырастили сына с дочкой поздней,
И славно на их свадьбах погуляли,
И внуков, с Божьей милостью, дождались.
А в том году, как в дом вселиться им,
Они и сами были молодыми.
И вот пошёл хозяин молодой
На речку искупаться и увидел,
Как в лодке из тесин, смолой снаружи
По швам пролитой, к берегу причалил
Рыбак седой, а в лодке было рыбы,
Ещё живой, трепещущей, сверкучей,
Наверно, вёдер пять. И мысль запала
У новосёла: и ему ведь можно
Обзавестись такой же точно лодкой.
Одно осталось – где бы тёса взять.
А был у новосёла друг в то время.
Работал он на распиловке леса.
И, прихватив бутылочку со склада
«Столичной», в ту годину редкой водки,
К нему пошёл под вечер новосёл.
«Друг! – он сказал. – давай договоримся.
Ты мне привозишь с лесопилки тёса,
Немного, чтоб хватило мне на лодку.
А, сделав лодку, я займусь рыбалкой.
И с каждого хорошего улова
Я приношу тебе отборной рыбы,
И ты готовь, что хочешь, из неё.
Ну, а пока рыбалка не начнётся,
Я буду приносить тебе «Столичной».
Ведь кладовщик пока я или нет?»
Так меж собой они и порешили.
Старик (в то время молодой завхоз),
Как только тёс в ограде появился,
Преображаться помаленьку стал
В строителя Петровской корабельной
Флотилии, хотя весь флот его
Составила единственная лодка.
Он первым делом свой направил путь
В верховье речки, к тальниковой роще,
И напилил там гнутых загогулин,
Которые над кипятком распарил
И в лодочные рёбра превратил.
Пока, согнутые бечёвкой, сохли
Опоры остова, из толстой плахи
Он вытесал дно лодки топором,
Похожее на плоскую сигару.
И, ход события опережая,
Отправился к соседу Рахмангулу,
Которого с большим уловом встретил
На берегу протоки.
«Слышал я,
Ты сетки сам плетёшь. Пришёл учиться.
И предоплату прихватил с собой», —
Сказал и выставил на стол бутылку
Элитной, чистой водки дефицитной.
И снова состоялся уговор.
Позднее новоявленный рыбак
Учил меня из нитей водостойких
Вязать квадраты сеток челноком.
И хоть родством сыновьим был я связан
С героем нашей сказки, мне по генам
Талант вязания не передался.
Напрасно я по вечерам корпел
Над снастью. Ничего не получалось.
Но с нитками челнок у рыбака
Так и нырял в ячейки и обратно.
А лодку незадолго до того,
Как начал в первом классе я учиться,
Он на воду спустил. Она летела
От каждого рыбацкого гребка
Так радостно и так легко, что песней
Душа была готова обратиться.
Да он и пел (я это точно знаю)
Вполголоса про горы золотые
И чудо-реки, полные вина.
Когда впервые он закинул сети
И вытащил их утром, то в ячейках
Была трава речная с топляками,
И ни одной рыбёшки захудалой.
Он тут же на песчаном берегу
Убавил грузила наполовину
И снова сетки по реке расставил,
Но и теперь ячейки принесли
Не рыбу, а в воде разбухший мусор.
И вновь, свинцовый поубавив вес,
Рыбак забросил сети вдоль затона.
На третье утро, снасти вынимая,
Увидел он, как плещется на солнце
Застрявшая в ячейках рыба.
Позже
Он говорил жене: «Себе оставим
На этот раз помельче. Отнесу
Обещанный гостинец в лесопилку».
Но и уха из мелочи казалась
Воистину Божественной едой.
И тут соседи к рыбаку сбежались:
«Что вы такое нонича сварили?
По всей округе запах непомерный,
Хоть туточки ложись и помирай».
Рыбак ответил: «Так уху сварили
Из всякой разной мелочи пузатой –
Из ёршиков, ельчишек, окуньков».
Соседи возразили: «Говори!
Вон мы из красной рыбы магазинной
Как сварим – так и выбросим в лоханку».
«Так мы не из солёной, а из свежей, –
Рыбак взглянул победно на супругу. –
Да нынче маловато наловилось,
А то и вас бы вволю угостили».
Уговорились всё-таки на том,
Что с каждого хорошего улова
Рыбак соседям будет продавать
Хотя бы понемногу.
«Вот, старуха.
А ты меня ругала. Заживём
С моею лодкой, даст Господь, на славу».
Жена на этот раз не заругалась:
«Вот хорошо бы, еслиф только так».
И именно вот так, а не иначе,
Пошли дела. С рыбалки каждой больше
Завхоз горторга рыбы привозил.
С тарелками весы принёс со склада,
Развешивал улов по килограмму,
И каждый за рублёвку продавал.
И вот, когда в один из дней удачных
Уху соседи начали варить,
А кое-кто и жарить начал рыбу,
Их посетил инспектор исполкома:
«Кто браконьерно рыбу наловил?»
«Да кто ж её наловит? Из колхозу
На рынок привезли. Мы и купили.
А так иди попробуй налови», –
Ему ответили. Потом спросил он:
«А кто теперь в подвале проживает?»
Ему ответили: «Завхоз горторга».
Инспектор исполкома рассмеялся.
Мол, знает о таком. В его хозяйстве
От веку свежей рыбы не водилось.
И с этим повернулся и ушёл.
Услышав о проверке, рыболов,
Хоть в церковь не ходил, перекрестился.
Он после удивительной продажи
Уволиться хотел, чтоб денно-нощно
Рыбачить на протоке. Он подумал:
Чем в торге получать шестьсот рублей,
Рыбалкой он две тысячи получит.
А масло, сахар, крупы и консервы,
Да водочки «Столичной», дефицитной
Он под полой в достатке принесёт.
Но, новость услыхав, решил иначе –
Взять отпуск, а потом – без содержанья,
А там ещё придумается что-то,
И лето незаметно пролетит.
Ну, а зимой – зимой опять на складе.
Вот только надобно сказать соседям,
Чтобы не разом жарили-варили.
Так он и сделал. Отпуск взял в июле.
Уже в колхоз на летние работы
Нещадно отправляли горожан.
«Вот я и этой доли избегу –
Бесплатно спину гнуть», – рыбак подумал,
Плывя в послушной лодке на Муньки.
И вновь она неслась крылатым лётом,
И солнце из-за рощи поднималось.
Сначала ближе к полночи он сам
На лодке приплывал, договорившись,
Чтоб я его встречал на берегу
С тележкой одноосной. Мы грузили
На утлый транспорт наш палатку, снасти
С невыбранною рыбой. Примыкали
К цепям тяжёлым лодку, и до дома
С рыбацкою поклажей отправлялись.
Потом, открыв оконный ставень, вместе
Из мокрых сеток рыбу выбирали.
И приходила матушка на помощь.
Водой наполнив цинковую ванну,
Она в неё трепещущий улов
Объёмистыми вёдрами носила.
Поздней, развесив сети в огороде,
Отец спускался в тёплый наш подвал:
«Чуть свет, я снова еду на рыбалку,
А ты, жена, сходи на лесопилку
Степанычу налима отнеси».
Бывало, что и я отцову другу
Носил традиционные дары.
А, между тем, в приречном городишке
(Они извечно этим знамениты)
Пошёл упорный слух, что кладовщик
Горторга, сделав лодку и связав
Две дюжины сетей, у рыбнадзора
Под самым носом ловит на протоке
Немереное множество запретной,
Наиценнейшей рыбы енисейской.
И, дескать, исполком издал указ
Поймать и посадить в тюрьму злодея.
Указ-то вышел, но соседи наши,
И даже кто повыше, не соседи,
Нахваливая рыболова, ели
Богатые плоды его трудов.
Уже в ограде милиционеры
Дежурили все ночи напролёт,
А мы с моим приятелем, шофёром,
Над нами жившим, через пару дней,
Пока светло, по запроточным рощам,
К рыбацкому владенью добирались
И разом увозили весь улов.
«Ты матери скажи, пускай обновки
Покуда не берёт. Позднее купим, –
Напутствовал меня короткой речью
В верховьях затерявшийся рыбак. –
Тут в день моторки по три проезжает,
В бинокли каждый кустик изучают,
А я канал в густых кустах прорыл,
И лишь моторный треск вдали услышу,
А он по речке долетает быстро,
Я лодку в гущу рощи загоняю
И костерок надёжно затушу…»
Потом уже, когда машину нашу
Мы заведём железной рукояткой,
Отец добавит: «Только не забудьте
На лесопилку и через дорогу
Директору горторга отнести
Речных даров, да только – покрупнее».
То лето рыбным было, и настолько,
Что я уже не мог смотреть на рыбу,
И даже запах рыбный мне казался
Ужасно-отвратительно-слащавым.
И я, краюху хлеба отломив,
Сбегал на берег речки, на плоты,
С которых мы ныряли и на брёвнах,
Которых загорали, подложив
Под голову нагретую одёжку.
Но вот и лето знойное прошло.
Мы лодку погрузили на тележку
И повезли её в ограду нашу.
Отец обычно говорил не много.
А в тот осенний день разговорился,
Весь путь своё судёнышко хвалил:
«Подумать только! Лодка получилась
Вместимой и на удивленье лёгкой.
А главное – я с нею научился
Беседы одинокие вести.
Поговорю, и на душе спокойно,
И нипочём рыбацкие заботы,
И больше рыбы в сетки попадает».
Я думал, возвращение отца
Нам принесёт немало осложнений.
Но исполком как будто об указе
Забыл своём. И на работу снова
Устроился рыбак кладовщиком.
И мне подумалось, что здесь без рыбы,
Речных даров, и свежих, и отборных,
Не обошлось. Директор пищеторга
Имел большое в городе влиянье.
Недаром чуть не каждый Божий день
Ему в блестящей «Эмке» персональной
В коробках магазинных привозили
Продукты, что в помине у отца
В его заветном складе не водились.
С годами в огороде мало-мальском
Рыбак устроил погреб. Навозил
Речного льда. И рыба круглый год
У нас в семействе не переводилась.
На пироги и на уху, бывало,
К нам родова охотно собиралась
По летним праздникам. И вот по зимним
Возможность предоставилась. В застолье
За пирогом отменным начинали
Хозяюшку хвалить. Тогда отец,
Подняв стакан гранёный со «Столичной»,
Тост говорил: «Я предлагаю выпить
За лодку, что Господь сподобил сделать.
Не знать бы нам без лодки пирога,
А без него какое же веселье!»
И долго-долго, целых тридцать лет,
В уютной нашей комнатке подвальной
По праздникам родные собирались.
Меня давно уж не было средь них,
А всё они за рыбным пирогом
Хозяюшку хвалили, а рыбак
Стакан «Столичной» поднимал за лодку.
Когда сюда я в гости приезжал,
Просил с отцовской лодки порыбачить.
Он ключ давал и говорил серьёзно:
«Ты только поздоровайся, скажи ей,
Что помнишь про неё. Она поможет».
А лодка мне и вправду помогала,
Подсказывала, где на якорь стать,
И словно рыбье царство призывала
К моей приманке в стареньком чулке.
Когда я приходил с бидоном рыбы,
Отец гордился: «Видишь, помогла!».
Здесь, на моём теперешнем Урале,
Я часто думал, как же без меня
Он снасти и отвозит и привозит –
И там воришки нынче завелись.
А рыболов на это так ответил:
«А кто возьмёт? Меня тут каждый знает,
И всякий лодку знает – не возьмут».
Но время шло. Рыбак старел с годами.
И всё бы ничего. Хватало сил
Подняться до Муньков или за пристань
С ночёвкой сплавать. Нынешний улов
Был не таким богатым, как когда-то.
Уже Саяно-Шушенская ГЭС,
Уже заводы, удобрений горы,
Уже другая нечисть загубили
Настолько енисейскую протоку
И весь, до океана, Енисей,
Что рыболову сетки приносили
Не щедрые подводные богатства,
А разве только малость на уху.
Давно уже старик не продавал
Соседям рыбу, не носил дары
На лесопилку и через дорогу
Директору горторга. Но уха
В уютной тихой комнате подвальной
Еще была не в редкость. Только вдруг
Пришла пора прощаться с подземельным
Жильём. И рыбаку квартиру дали
С женой и дочкой в запроточной части,
В квартале новом. Радоваться б надо
Удаче старику, а он в унынье
Душою погрузился. В том районе
Далековато было до реки.
И не было сараев, где бы сети
И утварь можно было разместить.
И он спросил в треклятом исполкоме:
Мол, можно ли дожить им в старом доме,
Не так уж много до конца осталось.
Но был ответ, что скоро дом снесут,
И кончен разговор на эту тему.
В груди его оборвалась как будто
Какая-то трепещущая жила.
В предчувствии печальном перегнал
К мосту в верховьях лодку. Цепь зарыл
И, к ней примкнув творенье рук своих,
Взял вёсла и пошёл к многоэтажкам,
Где новая квартира находилась.
Открыл её ключом. Жена и дочка
Его на старой ждали. На балкон
Он вынес вёсла, на порожек сел
И горестно заплакал. Началась
Какая-то холодная, чужая,
Безрадостная жизнь. Он сердцем чуял,
Что не сойдётся с ней, как не сошлись
С балконом новым старенькие вёсла.
Потом еще он сплавал раза три
К Мунькам, к знакомой тальниковой роще,
Которая в чащобу превратилась.
Оставшиеся сети опустил
У мутного затона. Но поймалось
Совсем немного рыбы. Больше было
Безлистых веток, тёмных топляков.
И дал зарок он – на своей рыбалке
Поставить крест. Видать, прошла пора.
Полмесяца он к лодке не ходил,
А тут приснился сон – плывёт по речке
Его лодчонка, просто так, без вёсел.
А в ней горою рыба, вся живая,
Вся золотом играет, вся трепещет.
Разгневался старик и говорит:
«Да как ты, непослушница, посмела
Отправиться к затону без меня!
И ведь ещё без вёсел. Вот к цепи я
Тебя примкну. Попробуй уплыви!»
Чуть свет старик отправился на речку
Чужим, неверным шагом торопливым.
С обрывистого берега взглянул
И чуть не закричал от страшной боли.
Где у цепи тяжёлой кверху дном
Лежала лодка, свежею смолою
Отсвечивая даже в хмурый день,
Зиял пустынный берег каменистый –
И ни цепи, ни лодки, ни замка.
Старик шептал в непоправимом горе:
«Зачем я заикнулся о зароке –
Поставить на моей рыбалке крест?!
Вот и поставил крест. Обидел лодку,
И лодка уплыла, одна, без вёсел,
И все мои уловы унесла…»
В ту осень запроточники видали,
Как берегом извилистой протоки
Ходил старик, рассматривая лодки,
Которые дорогой попадались.
Так он прошёл от тальниковой рощи
До пристани, а там до Синячихи.
И попросил кого-то переправить
Его на правый берег, снова лодки
Осматривал, держа свой путь обратный,
От Синячихи до Муньков в верховьях.
Кто видел это, сильно подивились
И вскорости о старике забыли –
Он больше на глаза не попадался.
Да, в общем-то, не многие его
В то время видели. Жена и дочь,
И кое-кто из родичей. Зимою,
Буранной и заснеженной, он умер.
Видать, простыл, бродя по берегам.
Я хоронил его. И хоть сказали,
Что родственникам гроб нести нельзя,
Я всё же нёс. И грезилось, наверно,
Его душе, что в стародавней лодке
Плывёт она протокой Енисея,
Меж берегов извилистых, знакомых
До камешка, до корня, до травинки.
Они волнующим живым потоком
Куда-то уплывали вместе с ней.
17.01.15 г.,
Собор 70-ти апостолов;
19.01.15 г.,
Крещение Господне
