Плачь по мужику

Зима. Крестьянин, торжествуя,

Последнюю доел ковригу

И ковырял в зубах, тоскуя:

Всю жизнь от жизни видел фигу.

 

Откуда быть душе красивой,

Когда стремился к коммунизму.

А ваш капитализм – соси он!

Ведь это даже хуже клизмы.

 

К чему все эти переломы?

Простому Ваньке непонятно.

Хребет крестьянина надломлен

По всей России необъятной.

 

Тут и беззубый кажет зубы,

Когда последнее упёрли.

Кривит с экрана Ельцин губы.

Осталось в телевизор пёрнуть.

 

Он их любил. Любовь ещё… а толку!

Его любовь они не оценили.

Эх, взять бы ту отцовскую двустволку

И… что мечтать? Её давно пропили.

 

Ведь был крестьянин как крестьянин,

На дровнях ездил первопутком,

А нынче грязный ереванин

Привёз в деревню водки будку.

 

Не искушай меня без нужды,

Ведь денег нету третий год,

Жена ушла от пьянства мужа,

Зарос осотом огород.

 

Но помнит чудное мгновенье,

Когда всосёшь второй стакан!

Плевать: среда иль воскресенье,

Рейкъявик или Абакан.

 

Пропиты дровни и телега,

Мужик лежит у магазина.

Душою с детства он калека.

Прости, немытая Россия.

 

Белеет парус одинокий

Давно нестиранных трусов,

По бороде несутся блохи,

Репейник к животу присох.

 

Когда бы говорить умели

Бараны, куры и быки,

Что б первое они пропели?

«Кончайте квасить, мужики!»

 

-Ничего удивительного, - иногда думаю я, -

Что нашему мужику нечего терять, только цепи и колодки:

Мы говорили – Ленин, подразумевали – партия,

Теперь говорим – партия, подразумеваем – «Столичной» водки.

 

Шумел камыш, в башке гудело,

Его толкали чем-то в бок.

Мужик наклал под это дело

И лучше выдумать не смог.

 

Под ним струя, но не лазури,

Над ним друзья пьют посошок,

А в стороне какой-то дурень

Надел на голову горшок.

 

Там председатель – леший бродит,

Там банка на плетне висит,

Там пьяный муж жену колотит,

А баба звонко голосит.

 

Всё как всегда в родной деревне,

Всё то же пьянство, ругань в мать.

Какой уж век Россия дремлет?

И сколько ей ещё дремать?

 

На заре ты его не буди, не буди,

Пусть поспит человек до обеда.

У него ещё целый день впереди,

А на похмелье опять денег нету.

 

Потом он проснулся, воды похлебал,

Воды оплеснённой, нечистой,

И двадцать минут у крылечка рыгал,

Желудок под Лениным чистил.

 

Так и умрёт, не знавши счастья,

Смерть буйну голову остудит,

Но на обломках самовластья

Его фамилии не будет.

 

Споют монашки аллилуйю

И повезут на дрогах вон,

Куда подальше, в степь глухую,

Где песнь одна: «Вечерний звон».

9 июля 1996 г.