Сплин
Укутавшись в лунного света одежды,
Сквозь ночь пробирается робко надежда.
Уснёт беспокойный, развязанный город,
И плечи укроет растерянный холод.
Проделав ни много, ни мало – два шага,
Тяжёлые мысли затопчут бумагу.
Растянется мелкий прерывистый почерк,
И несколько вялых, безжизненных строчек.
Любовь моя, ныне подобна затменью,
Ты солнца не ищешь, не просишь спасенья.
Весна бесподобна в своём пробужденьи,
А ты угасаешь в чужом отраженьи.
Ладони не крепнут от пройденных линий,
Глаза застилает настойчивый ливень.
С трудом босиком ковыляю по лужам,
И сердце не бьётся, и разум простужен.
Я в окнах твоих неопознанный зритель,
Я звук, я секунда, я тени обитель.
Я скромно присутствую в роли поэта
И письмам своим не пророчу ответа.
Мне искренне жаль, что глубокое чувство
Сравняется с пылью больного искусства,
Что светлые мысли сведутся до точек.
Мне жаль этот ворох беспомощных строчек.
Сквозь ночь пробирается робко надежда.
Уснёт беспокойный, развязанный город,
И плечи укроет растерянный холод.
Проделав ни много, ни мало – два шага,
Тяжёлые мысли затопчут бумагу.
Растянется мелкий прерывистый почерк,
И несколько вялых, безжизненных строчек.
Любовь моя, ныне подобна затменью,
Ты солнца не ищешь, не просишь спасенья.
Весна бесподобна в своём пробужденьи,
А ты угасаешь в чужом отраженьи.
Ладони не крепнут от пройденных линий,
Глаза застилает настойчивый ливень.
С трудом босиком ковыляю по лужам,
И сердце не бьётся, и разум простужен.
Я в окнах твоих неопознанный зритель,
Я звук, я секунда, я тени обитель.
Я скромно присутствую в роли поэта
И письмам своим не пророчу ответа.
Мне искренне жаль, что глубокое чувство
Сравняется с пылью больного искусства,
Что светлые мысли сведутся до точек.
Мне жаль этот ворох беспомощных строчек.