По горячим следам
Ни одного человека – одни люди.
В духоте перепачканы,
Липким воздухом пьяны.
Любую поездку тебе опаскудят,
Любые изгадят сны.
Пять утра. В вагоне жара нависает.
Носки вперемешку с едой —
Не продохнуть.
Еще не тронулись, а проводница косая:
Не меньше трехсот на грудь.
Желанье только одно — провалиться,
Забыться в сыром постельном.
Градусов тридцать:
Потное тело отдельно,
Кривое сознанье отдельно.
Прошу, мне бы капельку тишины.
Прошу, музыкой сновидение лейся.
Чтобы разум, бессонницей изможденный,
Не ныл.
Чтобы на колеса наматывать рельсы.
Но с моим везением – только веселье!
Любую подачку судьбы приму как вызов.
В прошлый раз двое в соседнем купе сели,
В этот — трое маленьких спиногрызов.
И все.
Время остановилось,
Приехали.
Еще косая не разнесла белье,
А эти уже по вагону скользили помехами,
Мать их всех *б!
Неугомонные.
Голоса визгливые, как ржавые петли.
Топот ног – библейская саранча.
Мир поседел от их реплик,
И нет больше сил молчать:
«Мамаша, детей успокой, за*бли!
Заткни их, слышишь меня, п*зда?»
А еще от стены солнца блик
Отражается, неумолимо,
Прямо в глаза.
Мамаша из новых — достучись, попробуй!
Рядом мужик — слегка трезвый фрукт.
Две ох*евшие от лени амебы.
Смотреть тошно.
Тьфу.
Не действуют ни просьбы, ни уговоры.
Надежда на сон просто сдохла.
Клали они на пассажиров с прибором,
Диагноз один:
«Пох*й».
Но ничего:
Вдоволь навоевавшись с советским окном,
Представляю уютный, прохладный морг.
Вроде бы только уснул, но:
«Закройте окно,
У меня насморк».
Вскипел.
Ни воспитание не помогло, ни культура.
Раздражения в воздухе запах.
«Ах, у тебя насморк, шкура?
Пошла нах*й!»
И все пошли нах*й!
Мало мне, двухметровому, на полках корячиться?
Мало эту гниль постоянно нюхать?
Мало детишек в бантах и платьицах?
Так еще и ты тут, шлюха?
Устаешь безмерно.
А раньше как —
0,5 винтом и спи спокойно.
Алкоголь — славься в веках,
Улыбайся беспробудно-довольный.
Да только зарекся бухать в поездах.
Пусть путь искривлен,
Монотонен и долог.
Хватит таращить глаза в никуда.
Хватит пикировать с верхних полок.
Катишься в злобе, с желаньем убить,
Расчленить, кровь спустить
Сквозь очко в комнатухе…
Так хочется верить, что в мире еще много любви…
Но вот у этой скотины
Точно покопался бы в брюхе.
И ведь не в первый раз одно и то же.
Скажите мне, а можно ль иначе?
Сколько еще я так мучиться должен?
Где же я так накосячил?..
В духоте перепачканы,
Липким воздухом пьяны.
Любую поездку тебе опаскудят,
Любые изгадят сны.
Пять утра. В вагоне жара нависает.
Носки вперемешку с едой —
Не продохнуть.
Еще не тронулись, а проводница косая:
Не меньше трехсот на грудь.
Желанье только одно — провалиться,
Забыться в сыром постельном.
Градусов тридцать:
Потное тело отдельно,
Кривое сознанье отдельно.
Прошу, мне бы капельку тишины.
Прошу, музыкой сновидение лейся.
Чтобы разум, бессонницей изможденный,
Не ныл.
Чтобы на колеса наматывать рельсы.
Но с моим везением – только веселье!
Любую подачку судьбы приму как вызов.
В прошлый раз двое в соседнем купе сели,
В этот — трое маленьких спиногрызов.
И все.
Время остановилось,
Приехали.
Еще косая не разнесла белье,
А эти уже по вагону скользили помехами,
Мать их всех *б!
Неугомонные.
Голоса визгливые, как ржавые петли.
Топот ног – библейская саранча.
Мир поседел от их реплик,
И нет больше сил молчать:
«Мамаша, детей успокой, за*бли!
Заткни их, слышишь меня, п*зда?»
А еще от стены солнца блик
Отражается, неумолимо,
Прямо в глаза.
Мамаша из новых — достучись, попробуй!
Рядом мужик — слегка трезвый фрукт.
Две ох*евшие от лени амебы.
Смотреть тошно.
Тьфу.
Не действуют ни просьбы, ни уговоры.
Надежда на сон просто сдохла.
Клали они на пассажиров с прибором,
Диагноз один:
«Пох*й».
Но ничего:
Вдоволь навоевавшись с советским окном,
Представляю уютный, прохладный морг.
Вроде бы только уснул, но:
«Закройте окно,
У меня насморк».
Вскипел.
Ни воспитание не помогло, ни культура.
Раздражения в воздухе запах.
«Ах, у тебя насморк, шкура?
Пошла нах*й!»
И все пошли нах*й!
Мало мне, двухметровому, на полках корячиться?
Мало эту гниль постоянно нюхать?
Мало детишек в бантах и платьицах?
Так еще и ты тут, шлюха?
Устаешь безмерно.
А раньше как —
0,5 винтом и спи спокойно.
Алкоголь — славься в веках,
Улыбайся беспробудно-довольный.
Да только зарекся бухать в поездах.
Пусть путь искривлен,
Монотонен и долог.
Хватит таращить глаза в никуда.
Хватит пикировать с верхних полок.
Катишься в злобе, с желаньем убить,
Расчленить, кровь спустить
Сквозь очко в комнатухе…
Так хочется верить, что в мире еще много любви…
Но вот у этой скотины
Точно покопался бы в брюхе.
И ведь не в первый раз одно и то же.
Скажите мне, а можно ль иначе?
Сколько еще я так мучиться должен?
Где же я так накосячил?..
