Рыцари мироздания (отрывок из романа)
Лес стал редеть, но легче бежать от этого не стало. Ноги путались в густой высокой траве, а рюкзак монотонно ерзая и похлопывая меня по спине, продолжал сбивать дыхание. Я бежал уже около часа, старательно следя за солнцем и забирая вправо к реке. Хорошая физическая форма, отличная подготовка, но всему же есть предел. Я мог бежать несколько часов подряд, но одно дело, когда ты выполняешь норматив, а совсем другое... как вот сейчас.
Лес был красивый, настоящий. Полуденное солнце начала июня пронизывало густые березовые и осиновые кроны. Воздух был напоен звенящей песнью насекомых, запахом лесных трав и щебетом птиц. Если бы не особые обстоятельства, то мне захотелось бы попытаться поймать носом запах готовящегося шашлычка, девичий смех и звон волейбольного мяча под мощным ударом руки. Чудный лес, пикник, девушки...
Как раз около часа назад все и произошло. Пока я разбирался с местностью, в которую меня занесло, откуда-то, как тени появились коренастые кряжистые мужики. Заросшие до глаз бородами, все какого-то неопределенного возраста, одетые в короткие кожаные и меховые безрукавки и кожаные онучи с белыми тряпицами, обернутыми вокруг голени. Маскарад, подумал я. А потом интуиция подсказала мне правильное и единственное решение. И я побежал.
Пока я переходил на легкую рысь и крутило головой по сторонам, мужики стали окружать меня, но, не делая, в прочем, попыток схватить. Теперь я видел кое у кого на поясах грубые коротки мечи или длинные ножи. И в руках у многих были длинные и не очень длинные палки с железными наконечниками. А еще я успел заметить пару небольших охотничьих лука. Интуитивно я понял, что в переговоры вступать нет смысла, и бросился в пока еще имеющуюся брешь в нестройных рядах окружавших меня бородачей. Сделав короткий рывок, я сразу перешел на ровный охотничий бег. Трудно было заставить себя не вилять на бегу, а беречь дыхание. Я как-то сразу ощутил, что моя спина вдруг стала большой и заметной.
«И началась самая увлекательнейшая из охот – охота на человека». Как-то так, кажется, у Киплинга. Охота… Что-то в этой мысли мне не нравилось. Я настраивался, как учил нас в свое время майор-инструктор, на ощущения хищника, хозяина леса. Стать частью природы, стараться войти в окружающую биологическую среду сильным фактором! Я начал ощущать, но что-то мне мешало. И тут до меня дошло, что же именно! Меня, ведь не догоняют, а элементарно загоняют. Как лисицу, например. Так вот почему не свистят стрелы и дротики, вот почему не слышу я за спиной треска сучьев и надсадного хриплого дыхания преследователей. Спокойно, методично и как-то ненавязчиво меня гнали именно к реке. «Хорошо идут», - подумал я. Не слыша топота и криков, я только ощущал полукруг преследователей – плотнее со стороны леса и редкий на пределе прямой видимости со стороны реки.
«Рюкзак бы бросить», - нашептывало мне мое второе, уже немного задыхающееся «я». Бросать рюкзак со всем его полезным содержимым было жаль, а ситуация становилась все более критической. Впитанная кровью и потом инструкция предполагала в случае потери инициативы и невозможности дальнейшего планирования индивидуального боя, применять интуитивные и неожиданные для противника действия с целью введения его в заблуждение, дезориентации и перехватывания инициативы в свои руки. А вот и подходящий ландшафтик!
Я резко развернулся вправо и, прикрываясь молодым орешником, помчался напрямую к реке, стараясь не думать о том, как я буду переправляться на тот берег. Хорошо, если река широкая, а если воробью по колено? Высокий берег открылся передо мной так неожиданно, что я несколько растерялся и некоторое время бежал вдоль обрыва, ища место для спуска.
Решение подвернулось, как всегда, неожиданно. Я увидел на берегу убогого вида узкую лодку-долбленку, босоногого в подвернутых штанах невысокого старика с белой бородой, разбросанную сеть и тлеющий костерок. Песчаный обрыв был высотой метров пяти и прошел я его мастерски – в три кувырка, с одним ободранным локтем и полной головой песка. Старик уже стоял на ногах весь напряженный и перепуганный моим впечатляющим появлением. На меня была наставлена какая-то палка – то ли острога, то ли рогатина. Расстояние между нами быстро сокращалось, и рыбак, наконец, не выдержав, бросил палку и заковылял что было мочи в сторону леса. «Молодец», - одобрил я про себя. Нянчиться мне с ним было некогда, а наносить ущерб его здоровью не стоило, на случай, если меня все-таки поймают. Не усугублять, так сказать, своего положения. А оно было и так очень и очень непонятным.
Солнце палило мне в потный затылок и мокрую от пота спину. Сорвав с плеч рюкзак, я швырнул его в лодку и, зарываясь по щиколотку в прибрежный песок, задыхаясь от напряжения, столкнул ее в воду и запрыгнул сам. Весло было грубое и неудобное, но при таком сильном течении мне было достаточно лишь задать нужное направление моему утлому плавсредству.
Дышал я уже почти судорожно, кроссовки полны воды, но о беге можно было пока забыть, по крайней мере, на некоторое время. Ладно, отдышимся, высушим ноги и подумаем о том, что делать дальше. Слева на высоком обрыве стеной стоял лес, справа пологий берег весь порос ивняком и кустарником. Что было за ними, я из лодки не видел, да и не волновало меня это пока. Подальше уплыть бы, а там видно будет.
Мои мысли снова вернулись к недавним событиям. Интересно, чего от меня хотели аборигены? Злобы в их глазах я не видел, но очевидно, что меня хотели напугать. Зачем? Им было нужно, чтобы я покинул их территорию или чтобы я ее покинул именно в этом направлении? Мне понравилось, как я поставил вопрос. Но это был один вопрос, первый. Второй – а какое здесь время? Грубая одежда, кожаные онучи типа коротких сапог (не лапти!), металлические наконечники на оружии – все это дает разброс лет в триста-четыреста.
Я задумался, поглядывая на оба берега и прислушиваясь. Но, что-то я видел, что-то бросилось в глаза… что же, что же? Крестик! У одного из мужиков в распахнутом вороте рубахи мелькнул православный медный крестик. Это уже что-то, это конкретика. Крещение Руси началось, где-то в начале последнего тысячелетия или в конце предыдущего. Ничего это не дает! Ну началось и началось. Оно же не в один момент произошло, а тянулось чуть ли не столетиями. Здесь мог быть 1153 год, и 1216, и 1350, к примеру. Может тут татаро-монгольское иго?
Слабоват я в истории. Во всем я слабоват, кроме военного дела, да может быть еще и выживания. Эх, советчики-объясняльщики, мало вы мне объяснил. Я вспомнил последнюю беседу с Ньютоном, Сократом и Мальтусом. Бред какой-то, никак не привыкну к этим штучкам! А что они могли объяснить? Будь я зрелым мужиком, с богатым жизненным опытом и хорошим образованием, я бы еще что-то понял, добавил своего опыта, своего понимания, своей интерпретации. Можно ли постичь структуру мироздания, когда тебе пытаются сделать это в двух словах, на ходу и на пальцах? Пусть не на ходу, пусть мы сидели в ресторане. То же, между прочим, ситуация. И на нас никто не пялился. Даже не слушал никто, хотя Сократ жестикулировал по своему обыкновению очень живо! Чертовщина какая-то! Можно ли вообще постичь человеческим умом не просто нечеловеческое, а запредельно нечеловеческое?
Я глянул за корму – вода была мутная, а горло мое требовало влаги. Прислушавшись к своему организму, я решил, что без воды я пока обойтись могу, а вот без информации не очень. «Как в воде лицо – к лицу, так сердце человека – к человеку», неожиданно всплыло из памяти где-то прочитанное. Кажется из притч мудрого царя Соломона. Тебя бы сюда, умник. Люди здесь сердечные – спасу нет! Еле заметно шелохнувшаяся ветка впереди на высоком левом берегу прервала мои абстрактные размышления.
Чего-то примерно такого я и опасался. Из-за деревьев метрах в восьмидесяти от меня взмыла стрела. Я обомлел – такого выстрела я от охотничьего лука не ожидал. За ту пару секунд, что стрела летела до меня, я успел кувыркнуться за борт и понять, что никакой инициативы я не перехватил, что я по-прежнему двигаюсь в том направлении, в котором меня и гнали. А теперь мне еще и недвусмысленно дают понять, что пора высадиться на берег, причем, именно на противоположный.
Зараза! Рядом с моей рукой, которой я держался за борт лодки, прямо в рюкзак, звякнув о консервную банку, ударилась стрела. Я отдернул руку и погрузился с головой в воду. Где-то рядом булькнула еще одна стрела. Выдохнув воздух, я опустился еще глубже и поплыл в сторону берега. Самомнение еще никого до добра не доводило, вот и греби под водой в мокрых штанах. Нет у тебя опыта, мало его у тебя. А тот, что есть, для этих условий не годится! Зараза!
Осторожно вынырнув в прибрежном ивняке и выплюнув воду, я подвел итог. Рюкзак удалялся в лодке вниз по течению, и рассчитывать на его возврат пока не приходилось. На мне только мокрая одежда и охотничий нож на бедре и я загнан туда, куда и планировали мои бородатые преследователи. Это два! Учитывая то, что в хлюпающих от воды кроссовках я не бегун, да и отдышаться, не мешало бы, выход был один – где-то в кустах отдохнуть, немного обсохнуть и осмотреться. С этим далеким от оптимизма выводом я и стал, скользя на глине и мокрой траве выбираться на берег. И тут меня настигло новое разочарование. В виде хороший удара по голове, и я почти мгновенно отключился.
С левой стороны за ухом у меня горячо пульсировало. Лежать на больном месту было, мягко говоря, неприятно, хотя, но особой головной боли не было. Стукнули меня профессионально, стараясь не калечить, да и несколько других признаков сулили некоторые надежды. Я постарался пока не подавать признаков жизни и осмотреться, в смысле прислушаться к окружающему и к своему самочувствию. Ведь, если на меня напали, то предстоит схватка, возможно опять бегство. Надо же понять, на что я могу рассчитывать в своем организме.
Во-первых, я обнаружил, что не валяюсь связанный как куль на траве, и не волочусь по земле, а уложен на шерстяной, кажется, плащ и в тенечке. Уже хорошо, что не пятками в костре. Такая пытка мне припомнилась из какой-то исторической книжки. Или там по пяткам палкой били?
Я, не открывая глаз, прислушался и не столько услышал, сколько почувствовал, что рядом кто-то сидел. Сидел он спокойно и не агрессивно, и пахло от него железом и конским потом. Значит где-то здесь и лошади. Судя по тому, что я не слышу фырканья и ржания, они где-то спрятаны. Может и далеко. Хотя… тренированные лошади шума не издают. Тем более в засаде.
То, что это засада, я не сомневался. Много засад я прошел. И сам устраивал и на меня устраивали. А вот на эту засаду я как мальчик напоролся. Лопух! Единственным утешением было понимание, что если меня не стали брать бородачи, а взяли эти, то они противники. Эти видели, что я удирал от тех, и взяли меня тихо, что бы не светить свой дозор, а разборки оставить на потом.
Хм, если есть дозор, то есть и основной отряд. И есть, судя по всему, боевые действия в этой местности. Логично? – как спрашивал, помниться, Штирлиц Холтофа. Логично. И как тот же Холтоф, я получил по башке. И причина та же – для удобства транспортировки тела в удобное для последующей беседы место.
Остался один маленький вопросик о языке, на котором со мной будут беседовать. До сих пор ни один из миров не был настоящим, а лишь реконструкцией и, поэтому, языки аборигенов были почти современными мне, с учетом исторической реальности, конечно. Этого я тоже никак не мог понять, хотя и очень пытался. Исаак Ньютон, почему-то очень молодой, почти студенческого возраста, объяснял мне так, что любой мир, будь он достаточно талантливо описан писателем, формируется в пространстве как мир параллельный нам. И со всеми возможными взаимными проникновениями, зыбкими границами и другой чертовщиной. Этот мир живет, развивается, становится почти настоящим, если к нему присматриваться. Интересный момент, Ньютон пошутил, что нет никакой гарантии, что я сам родился и вырос в мире первозданном Господом. Есть, по крайней мере надежда, что этот мир, в который я сейчас попал, описан русским и на русском языке. Ладно, будем разбираться!
Ну, что же, изображаем слабость и на контакт. Я пошевелился, открыл глаза, приподнялся, оперся на локоть, сморщился и потрогал голову. Все как положено в моем состоянии. На меня, добродушно улыбаясь, смотрел парень, лет восемнадцати-двадцати. Был белокурый и румяный, в полном облачении русского дружинника и совсем не злой. Парень сидел передо мной, держа на коленях свой островерхий шлем и пожевывал травинку. Крепыш чуть ниже среднего роста с юношеским пушком на лице, в кольчуге с нашитыми на груди металлическими пластинами. Он еще с минуту разглядывал меня с большим интересом, особенно мои кроссовки.
- Акинфа меня зовут. Я из дружины князя Кирилла. Ты не серчай, что мы тебя так, - дружинник подмигнул мне весело и беззаботно. - Шуметь-то нельзя было. У них у лесовиков, у них слух у-у какой. Кошачий!
- Чем это ты меня, Акинфа, так приложил? - поинтересовался я обрадованный, что хоть общаться можно легко. - До сих пор в голове колокола гудят.
- Это не я, это сотник, - улыбнулся Акинфа, помогая мне подняться с плаща. - Пошли, ждет он.
Я поднялся, старательно изображая не очень хорошее самочувствие. Это всегда полезно, что бы потенциальный противник тебя несколько недооценивал. Хотя, противника в этом парне я не видел. Нравился он мне. А вот каков будет его сотник? Невдалеке обнаружилась небольшая балка, а в ней и объяснение всему: лошади и небольшой отряд человек в тридцать. Это были легко вооруженные русские воины. Все в кольчугах с нашитыми металлическими пластинами, в островерхих шлемах. На кожаных поясах, украшенных то ли полированными железными пластинками, то ли серебряными, висели в ножнах отнюдь, не широкие русские мечи, как показывалось в старых исторических фильмах, а сабли, похожие на татарские. На траве лежали легкие короткие копья, скорее метательные, чем для использования в атакующем конном строю, круглые щиты.
На сколько я мог судить по вооружению, на сколько мне подсказывала моя логика, а отнюдь не исторический опыт - это была разведка. Воины все были молоды, не больше двадцати пяти. Добротные кожаные сапоги, штаны и рубахи под кольчугами из хорошей ткани. Наверняка это княжеские дружинники, а не какое-нибудь ополчение.
На меня внимания никто не обращал. Сначала я подумал, что им до меня нет дела, а потом решил, что это просто дисциплина у них такая или своего рода показное равнодушие. Хотя искоса на меня все же поглядывали. Тихо без суеты конники сворачивали свой временный лагерь, приторочивая к седлам сумы, сворачивая плащи и подтягивая подпруги.
Навстречу нам с Акинфой вышел единственный пожилой воин невысокий с длинными седыми усами. Хотя, пожилой он был относительно. Это мне двадцать пять, а ему... лет пятьдесят, срок пять. Шорам через половину лица порти, да мохнатые брови, нависающие на угрюмые глаза. Он был да же не коренастый, а какой-то квадратный. Чем-то он мне напомнил моего инструктора в учебке майора Колесникова. Типаж что ли тот же. Акинфа протянул командиру мой охотничий нож.
- Очухался маленько. Так, шатает его, но доехать-то доедет.
- Приведи остальных, - коротко приказал командир густым басом. - Мы уходим.
Акинфа рысью бросился назад, а сотник (это был видимо он) угрюмо рассматривал мой нож. Попробовав пальцем лезвие, он взвесил нож в своей лопатообразной руке и поднял на меня, наконец, глаза. Колючие, недоверчивые и безжалостные
- Чего с лесовиками-то не поделил? Аль украл у них чего?
- Вором меня отродясь не называли, - начал я импровизировать, - воином был, путешественником был, а вот вором…
- Где нож то этот кован? - пропустил сотник мимо ушей мою тираду, - не наших мест работа. И одежка на тебе не наша. Я - Олекса, сотник княжеский, а ты кто будешь?
Вот не понравлюсь я этому угрюмому сотнику, вгонит он мне мой нож под ребро, не разбираясь, и оставит здесь же в овражке лежать. Вражеский лазутчик, чего рассусоливать! Картина нарисовалась в моем воображении на столько ярко что я весь внутренне подобрался. Возможность скрыться или перебить всех воинов показалась мне крайне иллюзорной. Драться я умел, бегать тоже, и с их оружием я буду, скорее всего на высоте. Но три десятка...
Сотник поигрывал ножом, опустив голову слегка набок и как бы одним ухом прислушиваясь, то ли к тому, что я отвечу, то ли к шагам возвращающихся дозорных. Акинфа с двумя воинами спускались в балку. Я напрягся – сейчас будет принято решение. Ну?.. Решение мне понравилось - сотник протянул мне нож рукояткой вперед. Уф-ф!
- Поедешь с нами, - коротко заявил он, уже поворачиваясь ко мне спиной, - перед князем предстанешь. Жить хочешь – не беги.
Скачка по степи заняла весь оставшийся день. Мы двигались то по ровной, как стол равнине, то спускались и скакали каким-то балками и перелесками. Дважды мы вброд переправлялись через реки, или одну и туже реку. Возможно сотник путал след. Ночью Олекса устроил двухчасовую передышку коням, а на рассвете, когда я вообще потерял ориентацию и чувство времени, мы подъехали к небольшой деревушке домов в десять. На пустыре, со стороны которого вступила наша кавалькада, паслись две любопытные козы, да возле крайней хаты группа босоногих ребятишек играла в какую-то, похожую на лапту игру. Тишь да гладь…
Спешились мы около неприметной избенки.
