ДЕКАБРЬ НЕ РАДУЕТ МЕТЕЛЬЮ...
Декабрь не радует метелью
просторы отчьей стороны
и предающимся безделью
ветрам все стороны равны.
Сечет безжалостная роза
хлыстами души и тела.
А в роще клены и березы
стоят в чем мама родила.
И лишь молоденькие ели
о лете жарком не тужа
в зеленом войлоке шинелей
на этой стуже не дрожат.
Крадется вечер. Из-за леса
чуть-чуть забрежжила луна.
Все "за" и "против" словно взвесив,
сгущают сумерки тона.
Вот тьма кромешная на мили
ложится в высь и в ширину.
И только глухо в чаще филин
тревожит ухом тишину.
А ты стоишь. И в ритме боя
в груди, волхвуешь, пепеля
остатки духа. Под тобою
дрожит продрогшая земля.
Бормочешь. Нет, не с мракобесьем,
а с древней верою един
ты просишь снега в наднебесье
для этих вымерших равнин.
Но скрыла мир богов колдунья-
ночь, как и каждую зарю.
Темно. Не видно полнолунья.
Пути не видно к алтарю.
просторы отчьей стороны
и предающимся безделью
ветрам все стороны равны.
Сечет безжалостная роза
хлыстами души и тела.
А в роще клены и березы
стоят в чем мама родила.
И лишь молоденькие ели
о лете жарком не тужа
в зеленом войлоке шинелей
на этой стуже не дрожат.
Крадется вечер. Из-за леса
чуть-чуть забрежжила луна.
Все "за" и "против" словно взвесив,
сгущают сумерки тона.
Вот тьма кромешная на мили
ложится в высь и в ширину.
И только глухо в чаще филин
тревожит ухом тишину.
А ты стоишь. И в ритме боя
в груди, волхвуешь, пепеля
остатки духа. Под тобою
дрожит продрогшая земля.
Бормочешь. Нет, не с мракобесьем,
а с древней верою един
ты просишь снега в наднебесье
для этих вымерших равнин.
Но скрыла мир богов колдунья-
ночь, как и каждую зарю.
Темно. Не видно полнолунья.
Пути не видно к алтарю.