Туда же...
Пройдет всего-то сотня тысяч лет,
И новый, незнакомый мне, поэт,
Стихи слагая о своей любимой,
Вновь будет о страданиях стенать,
Звать милую свою, и проклинать,
И вешаться в тоске неодолимой.
Он затрубит про боль любовных мук,
Три глаза воспоет и восемь рук,
Два сердца, кровь сосущие из вены!
Сойдет с ума от формы тонких ног,
Споет ушам сонет и, как итог,
Ажурность вспомнит хвостовой антенны!
Он вознесет любимую до звезд!
Её фундаментальность, вес и рост
Всего на свете для него дороже!
И под луной, гоня остатки сна,
Споет о ней – о, как нежна она,
Вся синяя с пупырчатою кожей...
...Через всего-то сотню тысяч лет
Мои стихи прочтет другой поэт,
Зевнёт в свои три пасти вдруг и скажет:
– И тут любовь... И тут ревут слезьми...
"Ты лучше всех на свете!.." – черт возьми!..
Ну, ведь уроды просто, а туда же...
И новый, незнакомый мне, поэт,
Стихи слагая о своей любимой,
Вновь будет о страданиях стенать,
Звать милую свою, и проклинать,
И вешаться в тоске неодолимой.
Он затрубит про боль любовных мук,
Три глаза воспоет и восемь рук,
Два сердца, кровь сосущие из вены!
Сойдет с ума от формы тонких ног,
Споет ушам сонет и, как итог,
Ажурность вспомнит хвостовой антенны!
Он вознесет любимую до звезд!
Её фундаментальность, вес и рост
Всего на свете для него дороже!
И под луной, гоня остатки сна,
Споет о ней – о, как нежна она,
Вся синяя с пупырчатою кожей...
...Через всего-то сотню тысяч лет
Мои стихи прочтет другой поэт,
Зевнёт в свои три пасти вдруг и скажет:
– И тут любовь... И тут ревут слезьми...
"Ты лучше всех на свете!.." – черт возьми!..
Ну, ведь уроды просто, а туда же...