Она торговала собой...
Она торговала собой, на углу, у вокзала.
Отнюдь не начальный, совсем не копя капитал.
На курево и алкоголь, как обычно – хватало.
Её «крышевал» из «линейки» земляк - капитан.
И там же, в коляске, без ног, в камуфляжной одёже,
В засаленном «тельнике», сняв свой, с кокардой берет,
Просил мужичок: «Слышь, браток, помоги, сколько можешь…»
И мятая денежка пряталась прочь от монет.
Мелочь сыпали ему за войну,
В которой он не принимал участья…
А она, тут, на «бану», ну и ну…
Сбывала людям за бесценок «счастье».
Он ноги свои потерял, отморозив по пьяни,
Но верил до слёз в свою байку, (как дьявол в Христа),
О том, что он долг выполнял, год и месяц в Афгане,
Что, суки, забыли, не дав ни звезды, ни креста!
Она, на обед, беляши ему с мясом носила,
Гоняла, как мух от него, малолетнюю шваль.
Жалела его от души, ближе к ночи — любила,
За комнату в десять «кв. м.» у кафе «Магистраль».
А тот, кто действительно был, там, за речкой, в ту пору,
Его материл: «Что ж ты, гад, так позоришь ребят!»
Грозил, но не бил, остывал и давал «Беломору»,
А он улыбался светло: мол, такой, вот, расклад…
Кончался их день трудовой, и оплачено «место».
Она, выпить взяв, как ребёнка покатит его,
В скрипучей коляске домой… А во след, как ни местным,
Любимая Родина глянет, косясь делово.
Мелочь сыпали ему за войну,
В которой он не принимал участья…
А она, тут, на «бану», ну и ну…
Сбывала людям за бесценок «счастье».
Отнюдь не начальный, совсем не копя капитал.
На курево и алкоголь, как обычно – хватало.
Её «крышевал» из «линейки» земляк - капитан.
И там же, в коляске, без ног, в камуфляжной одёже,
В засаленном «тельнике», сняв свой, с кокардой берет,
Просил мужичок: «Слышь, браток, помоги, сколько можешь…»
И мятая денежка пряталась прочь от монет.
Мелочь сыпали ему за войну,
В которой он не принимал участья…
А она, тут, на «бану», ну и ну…
Сбывала людям за бесценок «счастье».
Он ноги свои потерял, отморозив по пьяни,
Но верил до слёз в свою байку, (как дьявол в Христа),
О том, что он долг выполнял, год и месяц в Афгане,
Что, суки, забыли, не дав ни звезды, ни креста!
Она, на обед, беляши ему с мясом носила,
Гоняла, как мух от него, малолетнюю шваль.
Жалела его от души, ближе к ночи — любила,
За комнату в десять «кв. м.» у кафе «Магистраль».
А тот, кто действительно был, там, за речкой, в ту пору,
Его материл: «Что ж ты, гад, так позоришь ребят!»
Грозил, но не бил, остывал и давал «Беломору»,
А он улыбался светло: мол, такой, вот, расклад…
Кончался их день трудовой, и оплачено «место».
Она, выпить взяв, как ребёнка покатит его,
В скрипучей коляске домой… А во след, как ни местным,
Любимая Родина глянет, косясь делово.
Мелочь сыпали ему за войну,
В которой он не принимал участья…
А она, тут, на «бану», ну и ну…
Сбывала людям за бесценок «счастье».
