Здесь был я...
Уносят моё лето журавли...
Пора налить и подводить итоги.
Душа моя, не надо, не боли!
К чему теперь напрасные тревоги?
Вот-вот зарядят нудные дожди,
Того и жди - придёт повестка в старость.
И вот, уж, вместо: «Что Там, впереди?»
Мелькнёт вопрос: «А сколько Тут осталось?»
И беспечно собравшись, и всё отложив на потом,
Положа руку нА сердце, где ещё очень тепло,
Нацарапаю я на заборе меж явью и сном:
« Здесь был я ...» и поставлю число.
Уносят моё лето журавли...
Что там, вдали: блаженство, иль коварство?
Душа моя, искавшая Любви,
Прости ты мне моё непостоянство.
Наверно было всё предрешено:
Добро и зло, свет, тень, орёл и решка.
А жизнь — многосерийное кино,
И Зрителя Небесного усмешка.
Уплывают опавшие дни вниз по серой реке.
Свою долю - судьбу принимаю такую, как есть.
И выводит мой след буква к букве на мокром песке:
«Я здесь был. И мне нравилось здесь!»
Пора налить и подводить итоги.
Душа моя, не надо, не боли!
К чему теперь напрасные тревоги?
Вот-вот зарядят нудные дожди,
Того и жди - придёт повестка в старость.
И вот, уж, вместо: «Что Там, впереди?»
Мелькнёт вопрос: «А сколько Тут осталось?»
И беспечно собравшись, и всё отложив на потом,
Положа руку нА сердце, где ещё очень тепло,
Нацарапаю я на заборе меж явью и сном:
« Здесь был я ...» и поставлю число.
Уносят моё лето журавли...
Что там, вдали: блаженство, иль коварство?
Душа моя, искавшая Любви,
Прости ты мне моё непостоянство.
Наверно было всё предрешено:
Добро и зло, свет, тень, орёл и решка.
А жизнь — многосерийное кино,
И Зрителя Небесного усмешка.
Уплывают опавшие дни вниз по серой реке.
Свою долю - судьбу принимаю такую, как есть.
И выводит мой след буква к букве на мокром песке:
«Я здесь был. И мне нравилось здесь!»