Женщина в белом
На краю у любви, оголтелом
виден шелест невинной души.
Вижу, ходит там женщина в белом,
что-то тихо бормочет в тиши.
Как молитвенно сложены руки,
и подернуты негой глаза.
И фатою белесой за муки,
тает вслед за косой бирюза.
Сколько дивной и дикой печали,
через душу прошло сквозь года.
И пути, и далекие дали,
не сменялись в душе никогда.
Каждый день не растерянной мукой,
просыпался и таял рассвет.
Для кого-то все было наукой,-
ничего здесь прекраснее нет...
Каждый день умирая от боли,
ей казалось, - настанет конец.
Кто был в жизни хоть чем-то доволен,
кто не знал разбиенья сердец?
В знойный час и всегда в час прохлады,
когда морем велела зима.
У ночной невысокой ограды,-
та немая стояла одна.
Долго-долго кого-то молила,
пряча в дымке далекой глаза.
За того, кого сильно любила,
без кого больше жить не могла.
На краю у любви опустелом
когда тянет свой взгляд бирюза.
Я всегда вижу женщину в белом,
и ее неземные глаза.
---
День прошел, на дворе опустелом
где вчера вся была бирюза.
Вновь стоит та же женщина в белом,
и ее неземные глаза.
Посмотрели мне в серде и душу,
как огонь, не сжигая тоски.
И я стала биение слушать
и шурашние тихой реки.
"Я сегодня с тобой говорила
о небесном, живом и чужом.
И о том, кого сильно любила,
и сильнее люблю с каждым днем..."
Коль сказала бездумную фразу,
ослепили свещеньем глаза.
И исчезла та женщина сразу,
и бездумных свечей бирюза.
Много раз так еще приходила,
то к прибою, то к шумной волне.
Видно сильно кого-то любила,
и искала признанья на дне.
Как молитвенно сложены руки,
и подернуты дымкой глаза.
За какие сожженые муки,
так болит и терзает душа.
---
На краю для меня опустелом,
и подернуты негой глаза.
Это я, эта женщина в белом,
и ее неземные глаза.
Я сложила молитвенно руки,
чтобы слышать шуршанье реки.
Эти адские дикие муки
не таят в себе грешной тоски.
Знаю я, все осудят напевом,
не судите за участь дорог.
Ведь не каждую женщину в белом,
может видеть и праздновать бог.
виден шелест невинной души.
Вижу, ходит там женщина в белом,
что-то тихо бормочет в тиши.
Как молитвенно сложены руки,
и подернуты негой глаза.
И фатою белесой за муки,
тает вслед за косой бирюза.
Сколько дивной и дикой печали,
через душу прошло сквозь года.
И пути, и далекие дали,
не сменялись в душе никогда.
Каждый день не растерянной мукой,
просыпался и таял рассвет.
Для кого-то все было наукой,-
ничего здесь прекраснее нет...
Каждый день умирая от боли,
ей казалось, - настанет конец.
Кто был в жизни хоть чем-то доволен,
кто не знал разбиенья сердец?
В знойный час и всегда в час прохлады,
когда морем велела зима.
У ночной невысокой ограды,-
та немая стояла одна.
Долго-долго кого-то молила,
пряча в дымке далекой глаза.
За того, кого сильно любила,
без кого больше жить не могла.
На краю у любви опустелом
когда тянет свой взгляд бирюза.
Я всегда вижу женщину в белом,
и ее неземные глаза.
---
День прошел, на дворе опустелом
где вчера вся была бирюза.
Вновь стоит та же женщина в белом,
и ее неземные глаза.
Посмотрели мне в серде и душу,
как огонь, не сжигая тоски.
И я стала биение слушать
и шурашние тихой реки.
"Я сегодня с тобой говорила
о небесном, живом и чужом.
И о том, кого сильно любила,
и сильнее люблю с каждым днем..."
Коль сказала бездумную фразу,
ослепили свещеньем глаза.
И исчезла та женщина сразу,
и бездумных свечей бирюза.
Много раз так еще приходила,
то к прибою, то к шумной волне.
Видно сильно кого-то любила,
и искала признанья на дне.
Как молитвенно сложены руки,
и подернуты дымкой глаза.
За какие сожженые муки,
так болит и терзает душа.
---
На краю для меня опустелом,
и подернуты негой глаза.
Это я, эта женщина в белом,
и ее неземные глаза.
Я сложила молитвенно руки,
чтобы слышать шуршанье реки.
Эти адские дикие муки
не таят в себе грешной тоски.
Знаю я, все осудят напевом,
не судите за участь дорог.
Ведь не каждую женщину в белом,
может видеть и праздновать бог.