Вот почему злодейство стало модой...
БЕРЕМЕННУЮ ЖЕНЩИНУ БОТИНКОМ...
Беременную женщину ботинком
Омоновец с размаха бьёт в живот.
Разгневанная жутким поединком
Толпа от возмущения ревёт.
Ревёт уже почти звериным криком,
Упрямо рвётся пленницу отбить,
Но перед мёртвым полчищем великим
Толпа невольно вытянулась в нить.
Сквозь море роботов ей не прорваться,
И свист дубинок ей не побороть.
Где нету совести, не состояться
Добру, к которому зовёт Господь.
Где нету совести, там зло у власти,
Закостенелой наглости закон,
Там рвёт беспомощный народ на части
И бьёт его ботинками ОМОН.
И бьёт с особенной, двойною силой
Беременных – одним ударом двух.
Неколебимым этаким Аттилой,
В ком никогда не просыпался дух.
Зачем машине дух? В цене железо.
Что толку в теле из костей и жил?
Вон как беременной ботинком врезал,
Всю силу бездуховную вложив!
Ведь знал злодей, что если искалечит
Жизнь двух, и трех, и даже десяти,
Режим ему возможность обеспечит
От гнева всенародного уйти.
Да что народ! Плюют на всю планету,
Когда дают дурдомовский ответ,
Мол, всю Москву проверили, и нету
Омоновца-садиста, нет как нет.
Вот почему злодейство стало модой.
Как высшим орденом, бесчестьем горд,
Беременную правдой и свободой
Омоновец Россию бьёт в живот.
Беременную женщину ботинком
Омоновец с размаха бьёт в живот.
Разгневанная жутким поединком
Толпа от возмущения ревёт.
Ревёт уже почти звериным криком,
Упрямо рвётся пленницу отбить,
Но перед мёртвым полчищем великим
Толпа невольно вытянулась в нить.
Сквозь море роботов ей не прорваться,
И свист дубинок ей не побороть.
Где нету совести, не состояться
Добру, к которому зовёт Господь.
Где нету совести, там зло у власти,
Закостенелой наглости закон,
Там рвёт беспомощный народ на части
И бьёт его ботинками ОМОН.
И бьёт с особенной, двойною силой
Беременных – одним ударом двух.
Неколебимым этаким Аттилой,
В ком никогда не просыпался дух.
Зачем машине дух? В цене железо.
Что толку в теле из костей и жил?
Вон как беременной ботинком врезал,
Всю силу бездуховную вложив!
Ведь знал злодей, что если искалечит
Жизнь двух, и трех, и даже десяти,
Режим ему возможность обеспечит
От гнева всенародного уйти.
Да что народ! Плюют на всю планету,
Когда дают дурдомовский ответ,
Мол, всю Москву проверили, и нету
Омоновца-садиста, нет как нет.
Вот почему злодейство стало модой.
Как высшим орденом, бесчестьем горд,
Беременную правдой и свободой
Омоновец Россию бьёт в живот.