Дед
Последние дня три меня мучает один и тот же сон. Как будто собрались с ребятами на восьмидесятилетие поселковой школы. Приехали не то чтобы все, но почти все. Кого-то сразу узнал, кого-то нет. Сидим, рассказываем друг другу что-то, смеёмся. И вдруг классный руководитель обращается ко мне: «Денис, а в каком году твой дедушка умер?». При чём здесь, думаю, дед. Начинаю что-то бубнить. Краснею. А кругом тишина. И такое ощущение, что все смотрят только на меня.
– Денис, не молчи, отвечай. Ты же руку тянул.
(Руку. Какую руку?)
– Денис, глухой, что ли?
Встаю, оглядываюсь. Выхожу к доске. Ноги дрожат, язык заплетается.
– Мой дед… Вы знаете, мой дедушка… Он… – И тут к горлу подкатывает комок, наворачиваются слёзы, и рождается буквально следующее: – Вы знаете, Лидия Николаевна, я не помню, когда умер мой дед. Честно. Это был второй или третий курс института. Я вернулся после двух пар. Отец обедал. Я разделся, прошёл на кухню. И вдруг отец как бы мимоходом говорит: «Денис, дед вчера умер». Это было 22 или 23 февраля. Год не могу вспомнить.
Зато помню, как дед однажды забрал меня из детского сада. По дороге домой мы купили в магазине папирос «Беломорканал», и он ворчал всю дорогу, что десяти пачек может не хватить. Сели на теплоход. Переплыли речку. Потом долго шли по мосткам. Я падал. Дед поднимал меня и каждый раз говорил, какой я распиздяй. У дома нас встретила бабушка. Мы помыли руки и сели обедать. Потом я пошёл гулять. Дед выходил на крыльцо и смотрел, как я вожусь в песке.
Ещё помню, как мы ходили с ним на празднование Дня Победы.
Дед надел свой любимый костюм, кепку.
Бабульки кричали ему:
– Эй, Василий, а это кто?
– Внук.
- Старший или младший?
- Старший.
– Голова какая большая. Наверное, умный будет.
(Штанишки были коротковаты и натирали чуть ниже коленок, но я терпел.)
Народу на площади было много. Ребята прыгали, смеялись. Кругом носились шары, флаги.
Вдруг какой-то мужик взял меня на руки и говорит: «А ну, малец, пойдём, поздравим ветеранов».
(Дед как-то сразу сдался, без боя.)
Мужик поднялся со мной на трибуну и сказал: «А теперь, уважаемые ветераны, вас поздравит самый маленький участник парада».
Я тужился, тужился, а потом как закричу:
– Праздравляю!
– Вот молодец, – сказал мужик.
– Хороший у тебя парень растёт, Василий.
Помню, как бежал мимо той же трибуны и кричал, что у тёти Оли рак. Думал, что это что-то хорошее, и спешил первым рассказать об этом маме.
А дед брёл где-то позади.
Ещё помню, как ехал с тренировки в троллейбусе.
Вонища стояла жуткая. Вот, думаю, бомжатник.
Потом присматриваюсь, а это дед в старой фуфайке на задней площадке стоит.
Я вышел на остановку раньше.
Прихожу домой. А он с мамой на кухне пельмени ест.
И на душе так хреново.
Захотелось сразу же состояться. Заработать много денег и поехать с ним в Калугу. На его родину. Но…
И вот сейчас я при деле и деньги есть, а деда уже лет тринадцать как нет с нами.
Хороший был мужик. Настоящий. Не то что я.
Даже год его смерти вспомнить не могу. май 2010 года
– Денис, не молчи, отвечай. Ты же руку тянул.
(Руку. Какую руку?)
– Денис, глухой, что ли?
Встаю, оглядываюсь. Выхожу к доске. Ноги дрожат, язык заплетается.
– Мой дед… Вы знаете, мой дедушка… Он… – И тут к горлу подкатывает комок, наворачиваются слёзы, и рождается буквально следующее: – Вы знаете, Лидия Николаевна, я не помню, когда умер мой дед. Честно. Это был второй или третий курс института. Я вернулся после двух пар. Отец обедал. Я разделся, прошёл на кухню. И вдруг отец как бы мимоходом говорит: «Денис, дед вчера умер». Это было 22 или 23 февраля. Год не могу вспомнить.
Зато помню, как дед однажды забрал меня из детского сада. По дороге домой мы купили в магазине папирос «Беломорканал», и он ворчал всю дорогу, что десяти пачек может не хватить. Сели на теплоход. Переплыли речку. Потом долго шли по мосткам. Я падал. Дед поднимал меня и каждый раз говорил, какой я распиздяй. У дома нас встретила бабушка. Мы помыли руки и сели обедать. Потом я пошёл гулять. Дед выходил на крыльцо и смотрел, как я вожусь в песке.
Ещё помню, как мы ходили с ним на празднование Дня Победы.
Дед надел свой любимый костюм, кепку.
Бабульки кричали ему:
– Эй, Василий, а это кто?
– Внук.
- Старший или младший?
- Старший.
– Голова какая большая. Наверное, умный будет.
(Штанишки были коротковаты и натирали чуть ниже коленок, но я терпел.)
Народу на площади было много. Ребята прыгали, смеялись. Кругом носились шары, флаги.
Вдруг какой-то мужик взял меня на руки и говорит: «А ну, малец, пойдём, поздравим ветеранов».
(Дед как-то сразу сдался, без боя.)
Мужик поднялся со мной на трибуну и сказал: «А теперь, уважаемые ветераны, вас поздравит самый маленький участник парада».
Я тужился, тужился, а потом как закричу:
– Праздравляю!
– Вот молодец, – сказал мужик.
– Хороший у тебя парень растёт, Василий.
Помню, как бежал мимо той же трибуны и кричал, что у тёти Оли рак. Думал, что это что-то хорошее, и спешил первым рассказать об этом маме.
А дед брёл где-то позади.
Ещё помню, как ехал с тренировки в троллейбусе.
Вонища стояла жуткая. Вот, думаю, бомжатник.
Потом присматриваюсь, а это дед в старой фуфайке на задней площадке стоит.
Я вышел на остановку раньше.
Прихожу домой. А он с мамой на кухне пельмени ест.
И на душе так хреново.
Захотелось сразу же состояться. Заработать много денег и поехать с ним в Калугу. На его родину. Но…
И вот сейчас я при деле и деньги есть, а деда уже лет тринадцать как нет с нами.
Хороший был мужик. Настоящий. Не то что я.
Даже год его смерти вспомнить не могу. май 2010 года