Античный зал Эрмитажа
Античный зал в полумраке,
Тела изувечены жилками, метками, бликами мрамора -
Попробуй прочти эти знаки
В музейной камере.
Номера регулируют четко их имя:
Музы для всех умений, талантов и творчеств передовых,
Императоры, жены их и богиня
Без головы.
Мастера, ссутулившись,
Сидели часами, потея, не двигаясь, не старея и не мигая.
Оттого-то Афина глядит нахмурившись,
Неживая.
Пьяный сатир разбавляет компанию
Диониса, у которого в голове оторванная рука.
Сатир боится, подвержен мании
На века.
Непонятное чувство на этом строится,
Вроде нимфа прелестна в своем окружении, золотом венце,
А потом голова ребенка покоится
На кольце.
Аполлон поднимает голову, он молчит.
И вокруг от него бесполезный покров оглушительной тишины,
Но всего через зал от него голова закричит,
Увы.
Нас не хоронят в мраморе чьи-то нервы железные,
Никто не пьянствует в небе, это будто абсурдно даже.
Выпей, чтоб мы перешли, бесполезные,
Эрмитажу.
Тела изувечены жилками, метками, бликами мрамора -
Попробуй прочти эти знаки
В музейной камере.
Номера регулируют четко их имя:
Музы для всех умений, талантов и творчеств передовых,
Императоры, жены их и богиня
Без головы.
Мастера, ссутулившись,
Сидели часами, потея, не двигаясь, не старея и не мигая.
Оттого-то Афина глядит нахмурившись,
Неживая.
Пьяный сатир разбавляет компанию
Диониса, у которого в голове оторванная рука.
Сатир боится, подвержен мании
На века.
Непонятное чувство на этом строится,
Вроде нимфа прелестна в своем окружении, золотом венце,
А потом голова ребенка покоится
На кольце.
Аполлон поднимает голову, он молчит.
И вокруг от него бесполезный покров оглушительной тишины,
Но всего через зал от него голова закричит,
Увы.
Нас не хоронят в мраморе чьи-то нервы железные,
Никто не пьянствует в небе, это будто абсурдно даже.
Выпей, чтоб мы перешли, бесполезные,
Эрмитажу.