Ты забрал без спроса мою душу
Ты забрал без спроса мою душу
И отдал взамен лишь карандаш
И тетрадь. Я, девственность нарушив
Сей тетради, принялась писать.
А в колонках надрывалась скрипка,
А в стихах хозяйничала ночь.
Раз не ты затеял эту пытку,
Не пытайся мне ничем помочь.
Как всегда, я отшучусь небрежно
И махну наигранно рукой,
Вновь прикинусь сильной и, конечно,
Разревусь, когда приду домой.
В стену полетят свиные ноги
Из тарелки (с бала на корабль),
Я, как водится, не без тревоги,
Со стены их буду оттирать,
Тряпка вдруг окажется нечистой,
Былой цвет стене уж не придать.
И, взмахнув (почти красиво) кистью,
На стене я буду рисовать.
Нарисую я на ней картину
В розово-оранжевых тонах
(Судя по цветам, масштаб любви той
Примет неожиданный размах).
А потом, лет эдак через двадцать,
Вдруг заглянешь ты ко мне домой.
"Над стеной-то так поиздеваться..." -
"Ой, тебе спасибо, дорогой."
И отдал взамен лишь карандаш
И тетрадь. Я, девственность нарушив
Сей тетради, принялась писать.
А в колонках надрывалась скрипка,
А в стихах хозяйничала ночь.
Раз не ты затеял эту пытку,
Не пытайся мне ничем помочь.
Как всегда, я отшучусь небрежно
И махну наигранно рукой,
Вновь прикинусь сильной и, конечно,
Разревусь, когда приду домой.
В стену полетят свиные ноги
Из тарелки (с бала на корабль),
Я, как водится, не без тревоги,
Со стены их буду оттирать,
Тряпка вдруг окажется нечистой,
Былой цвет стене уж не придать.
И, взмахнув (почти красиво) кистью,
На стене я буду рисовать.
Нарисую я на ней картину
В розово-оранжевых тонах
(Судя по цветам, масштаб любви той
Примет неожиданный размах).
А потом, лет эдак через двадцать,
Вдруг заглянешь ты ко мне домой.
"Над стеной-то так поиздеваться..." -
"Ой, тебе спасибо, дорогой."
