Бегущая по граблям.
Пробегала юность в розовых очках,
Полетала где-то в светлых облаках!
Разливаясь смехом звонким в тишине,
Отзывалась эхом в дивной вышине.
Кто обидел юность? Кто ее провел?
Кто минуты сладкие у нее увел?
Радугу прекрасную в небе разобрал?
Девочку наивную словно обокрал?
Плакала красавица, потеряв очки.
Поменяла платьице, ниже каблучки.
Золотые локоны строго убрала,
Всех вокруг да около взглядом обвела.
Превратилась юность в зрелость наконец,
Много раз попробовав горестный венец.
Так надела зрелость строгое пенсне,
Ну- ка ты попробуй, докажи что ей.
Зрелость неулыбчива, грубый разговор,
Малость неотзывчива, трезвый взгляд в упор.
Много повидавшая на своем веку,
В сердце не отдавшая в руки чужаку.
В меру терпелива, в меру холодна,
Смотрит не игриво, но и не одна.
Растеряла где-то прежний свой задор.
И терпеть не может нежных писем вздор.
Износилось платье зрелости моей,
Старые заплаты, дыры прошлых дней.
Глазоньки ослепли, оперлась на трость,
На больничной койке постоянный гость.
Старость тихим сапом быстро подошла.
На лицо морщины скоро навела.
Белой сединою голову покрыв,
Юности похмелье словно позабыв.
Мудрые советы девушке дает.
Но не слышит юность и не разберет,
Думает, что знает цену этим дням.
И бежит по жизни, словно по граблям.
Полетала где-то в светлых облаках!
Разливаясь смехом звонким в тишине,
Отзывалась эхом в дивной вышине.
Кто обидел юность? Кто ее провел?
Кто минуты сладкие у нее увел?
Радугу прекрасную в небе разобрал?
Девочку наивную словно обокрал?
Плакала красавица, потеряв очки.
Поменяла платьице, ниже каблучки.
Золотые локоны строго убрала,
Всех вокруг да около взглядом обвела.
Превратилась юность в зрелость наконец,
Много раз попробовав горестный венец.
Так надела зрелость строгое пенсне,
Ну- ка ты попробуй, докажи что ей.
Зрелость неулыбчива, грубый разговор,
Малость неотзывчива, трезвый взгляд в упор.
Много повидавшая на своем веку,
В сердце не отдавшая в руки чужаку.
В меру терпелива, в меру холодна,
Смотрит не игриво, но и не одна.
Растеряла где-то прежний свой задор.
И терпеть не может нежных писем вздор.
Износилось платье зрелости моей,
Старые заплаты, дыры прошлых дней.
Глазоньки ослепли, оперлась на трость,
На больничной койке постоянный гость.
Старость тихим сапом быстро подошла.
На лицо морщины скоро навела.
Белой сединою голову покрыв,
Юности похмелье словно позабыв.
Мудрые советы девушке дает.
Но не слышит юность и не разберет,
Думает, что знает цену этим дням.
И бежит по жизни, словно по граблям.