18-20
В свои восемнадцать я брошен на фронт
В кипящий котёл злодеяний.
Ракета сигнальная рвёт горизонт,
Упав у расстрелянных зданий.
В свои восемнадцать я жизнь не видал,
Но смерть обнимала, хватала.
Я холод могильный нутром ощущал,
Нога на растяжку ступала.
В свои девятнадцать я мерзну и рвусь
На минах, что нас поджидают,
Но строки в тех письмах, что я не дождусь,
Мне горесть и боль утоляют.
Я так бы хотел, чтобы руку мою
Твоя ни на миг не бросала.
И чтобы когда я погибну в бою,
Ты имя моё вспоминала.
В двадцатый свой год я борюсь за тебя,
За родину рву свои жилы.
Но этот звенящий мороз декабря
Меня доведёт до могилы.
Согрей же меня в этих белых снегах,
К губам припади на прощанье,
Держи меня крепче на нежных руках
В последнее наше свиданье.
В кипящий котёл злодеяний.
Ракета сигнальная рвёт горизонт,
Упав у расстрелянных зданий.
В свои восемнадцать я жизнь не видал,
Но смерть обнимала, хватала.
Я холод могильный нутром ощущал,
Нога на растяжку ступала.
В свои девятнадцать я мерзну и рвусь
На минах, что нас поджидают,
Но строки в тех письмах, что я не дождусь,
Мне горесть и боль утоляют.
Я так бы хотел, чтобы руку мою
Твоя ни на миг не бросала.
И чтобы когда я погибну в бою,
Ты имя моё вспоминала.
В двадцатый свой год я борюсь за тебя,
За родину рву свои жилы.
Но этот звенящий мороз декабря
Меня доведёт до могилы.
Согрей же меня в этих белых снегах,
К губам припади на прощанье,
Держи меня крепче на нежных руках
В последнее наше свиданье.
