Растрёпанные строки для Анхен (вариант 2)

Я выплёвывал брезгливо каждый шорох;
я давал уроки мертвецам и пустоте;
я ломал свои оливковые пальцы,
что скрипели жалобно, сродни маслинам на зубах;
 
королём на острие кошмаров был я,
веря, что история моя – репьё и грязь;
в яме века я кормил синюшными стишками
гнилозубых вурдалаков и помпезных дур;
 
в парке исламистского периода, что встроен
в мой трухлявый захламлённый мозг,
дейнонихи и дилофозавры
синапсидам объявляли замороченный джихад;
 
я дешёвые слова под самоцветы неземные красил;
бессистемно поглощал я невротичную лапшу
дней, а время чёрного козла не приходило
в липкой серости болот, на коих ветер счастья запрещён;
 
воспалённая луна сырого романтизма,
декаданса тучная, заплывшая луна
ртом осклизлым испражнялась
детям века белого во рты;
 
но вдохнула в кости тухлые ты мне вторую юность,
и автобусы на улицах в умильных лыбах расплыли́сь.
Ты развеяла фарфоровой рукой косматый морок
малокровных страхов, ложных распрей и фекальных войн.
 
Вогнала внеисторическая нация бравурно разум
свой во сны внеисторические, чтобы заблестела смерть,
но дебют зимы обвили ласковые тучи –
ты, Лилит вялотекущая, встряхнула мой облезлый мир.
 
Полагаю, ты ещё увидишь
сны, в которых я, как сын зари, непрочен и горяч.
Я читаю своды снов резных, ребристых, угловатых,
но и сны сканируют сурово нас с тобой.
 
Я твоё томление по алфавиту дней и улиц
разучу в кромешной тишине,
и гербарий пыльной, заскорузлой августейшей славы
власть утратит надо мной.
 
Верю я хрустально, что счастливый ветер
нам однажды выпадет, мещанские цветы задув,
и заткнутся все пропагандоны в одночасье,
прозы жизненной ножом содомизированы наповал.