Без имени

Тропинка изуродованным швом,

униженная и приниженная,

отчаянно ползёт в остылый дом,

сто раз убитая, сто раз живая.

 

Отпрянули в испуге лопухи,

ступить боится на тропу осока,

чертополохи сохнут, олухи,

и подорожники рядятся сбоку.

 

Тропу не переходят муравьи,

не бегают через тропу полёвки,

толпа разноголосой муравы

воротит от тропы свои головки.

 

И только снег идёт, идёт, идёт...

На голый и закоренелый лёд.

 

Я к дому твоему иду опять,

несу самообман и утешенье.

Смерть не предполагает воскрешенье,

но кто нам сможет запретить летать.

 

От нежности моей — снегам — конец.

На ветках голых вылупятся листья.

Раскрошится лёд скорлупой яичной.

И сердца твоего проклюнется птенец.

 

От ласк моих распустятся цветы

твоей души, оборванной и хладной,

И, повернувшись, стороной обратной

луна научится светить.

 

Да будет так: два солнца, две луны,

два вечера, два утра и две жизни,

сплетённые в одну бескомпромиссно

и ей одной вдохновлены.

 

Тропа исчезнет. Ни к чему она,

Мы поплывём над полем васильковым

без имени - мы позабудем кто мы.

И смерть нам будет не страшна.