Углём черчёная непростая моя звезда,
за что ты учишь меня? Я знаю, как никогда,
что в стае, птичья она иль волчья, лишь толчея.
Не то что в сердце холодной ночи, где ночь и я,
и ты мой месяц. И ночь-колдунья пришла в дома.
Совсем недолго до новолунья… И будет тьма
искриться снегом и звездной пылью, сильна, щедра…

Последний месяц сегодня вылит из серебра.
А значит можно и обессилить, и превозмочь.
Всегда, не глядя, когда просили, менялась ночь.

Сшивать нахлёстом пути скитальцев она могла.
И костяная в замерзших пальцах была игла.
И были бусины из хотений и миражи.
На утра горьких несовпадений менялась жизнь.

В ловушке ветряной безнадёги, в груди, во сне ль,
сошлись ли, спутались ли дороги? Какое мне
теперь до этого ощущенье, коль у костра,
душа подсвечивает поленья, летит искра…
И тянет сердце идти за нею, издалека.
Туда где, голоса ледянее, течёт река.

Навстречу лесу да прочь от веси, где волчий вой.
А ты, серебряный острый месяц, пойдешь со мной.