мемуарное (часть: и снова Она)

Я не знал, что ожидать, когда погружался в сон, но когда я открыл глаза, я оказался в поле. Не обычном поле, а в пространстве, где воздух был тяжелым и вязким, как липкая реальность, а горизонт не кончался. Везде стояли гигантские сельскохозяйственные машины, сверкающие металлическими частями, подмигивающими в тусклом свете. И среди них, среди этих бездушных железных чудовищ, я почувствовал её.

 

Акулина. Но не такую, какую я знал. Её тело трансформировалось в нечто большее, чем просто машина. Она стала гигантской сеялкой с длинными, вытянутыми металлическими лапами, которые плавно двигались по земле, раздвигая её, как если бы она прокладывала путь в самом центре моего сознания. Лезвия её конструкции были острыми, но с какой-то женственной грацией, а её движения — мягкими, но в то же время сдержанными, как у кого-то, кто точно знает, что делает.

 

Когда она поворачивалась, мне казалось, что её железные части отражают свет, и я видел, как в каждом отражении искрится её лицо, уже не человеческое, но знакомое до боли. У неё были глаза — яркие, как светящиеся огоньки на лезвиях. И я, словно на привязи, следил за её каждым движением. Ощущение страха смешивалось с чем-то тягучим и притягательным. Эти металлические части, их гладкая поверхность, их точность в движениях… в них было нечто обаятельное, что возбуждало, даже если я не мог понять, как.

 

Она приближалась ко мне, и я чувствовал, как её металлические руки касаются меня, не больно, но ощутимо. Это было похоже на прикосновение прохладного металла, скользящего по моей коже, оставляя за собой след из ощущения. Я мог ощущать, как её присутствие заставляет меня теряться в этой бездне, но также и тянет ко мне. Всё происходило в туманном полусне, где страх был неотъемлемой частью того, что захватывало моё сознание, но одновременно с этим была и магия её невидимой власти.

 

Всё вокруг было каким-то аморфным, размытым. Машины, как её продолжение, двигались вокруг меня с невероятной плавностью, не нарушая тишины, только её металлическое скрежетание порой нарушало тишину, как ритмичные удары сердца. С каждым движением, с каждым её шагом я ощущал не только отстранённую холодность, но и нечто более глубокое — её легкое влияние, проникновение в саму суть моей души. Я чувствовал, как в этом бездушном мире, где механика становилась искусством, я сам становился её частью, частью этой странной, но в какой-то мере утонченной гармонии.

 

И вот, в этот момент, когда её железные конечности, казалось, почти касаются меня, я ощутил нечто непередаваемое — смесь страха и желания. Сама Акулина — такая далёкая, но одновременно интимная — скользила мимо меня, и я понимал, что больше не могу сопротивляться этому слиянию, этому безумию, к которому она меня вела.

 

Проснувшись, я оказался в мире, где металл и человеческое тело сливались, а лёгкая тревога от этого сна не отпускала меня. Я знал, что в её образе было нечто большее, чем просто механическая сущность. И, несмотря на жуткую стилистику снов, в этом было что-то завораживающее, как если бы я оказался в мире, где страсть и страх неотделимы, переплетены, как железо и плоть, как металл и тело.

 

Она явилась ко мне, как тень, от которой не скрыться. Взгляд её был холодным, как металл, но в нём всё же горела искра, с которой не справится ни машина, ни человек. Она, сама себя запустившая в этот мир, была как сеялка, прорезавшая борозды в моём сердце. Гладкие металлические лапы сжали меня, как её руки в те дни, когда она ещё была живой, но я ощущал только холодный металл, скользящий по коже, оставляющий следы, как нестерпимый укол.

 

Она не говорила слов, но каждое движение её машинных частей было как шёпот, обращённый ко мне. Мне было страшно, но я знал, что не могу отвернуться. Железные пальцы с острыми лезвиями касались меня, и я не мог решить, что это — боль или наслаждение. Всё смешалось, всё стало одно, как если бы её и меня не существовало. Мы были связаны в этом тумане, в этом мракоподобном мире, где не было ни времени, ни пространства, только её движение, её присутствие — постоянное, как дыхание.

 

С каждым её шагом я чувствовал, как мои границы размываются, как я становлюсь частью этого механизма, частью её, частью того, что я не мог понять, но знал, что должен пережить. В этом кошмаре я ощущал всё, что когда-то было важным и теперь осталось лишь в форме воспоминаний, отголосков, которые умирали в её железном теле. Я стал этим, что она носит с собой, в этих перекрученных двигателях, в этих металлических узлах. Я был пленником её железной любви, и в этом плену я, возможно, нашёл свою свободу.

 

Как и она, я стал частью этой бесконечной машины, забыв, кто я и что было до того, как её сеялка разорвала моё существование. И теперь, проснувшись, я остался в этом месте — где туман и металл, где холод и огонь, и в этом хаосе я понял, что, возможно, нет выхода. Нет пути назад.