Поведенческое воспитание

Кулик Валерий

Валился на матрац без задних ног

в дырявых кирзачах и душегрейке,

но прежде помогал идущим к речке —

ходил на час-второй за плавунами.

Судьбину окрестил берестяной —

давала дёготь. "Слушай, плакать нам ли?" —

спросил себя, услышав как в сторожке

старик, играя, всех берёг струной

от большей, чем имели, катастрофы.

Побудки проводили по ночам,

за пазухой носили миски-плошки.

Детей с призывным криком "мы с картошкой!"

раз в месяц собирали у печурок.

Столичные любили поздний чай,

а местные, во сне уже почуяв

знакомый аромат, глотали слюни.

"Враг лупит по больницам. Осерчал". —

сказал тебе старик в обнимку с лютней.

Отапливали плохо. Занемог.

В добавок к инфлюэнце, обовшивел.

Родители писали: оба живы,

но голод подступился нестерпимый;

писали, Кораблёв оттащен в морг.

(Не то чтобы приятель, вместе пили).

"Увижу их, а нет — так заколоться.

Дорогу не ведущую домой,

язык не повернётся звать дорогой".

Везучих привозили на щите,

злосчастных приобщали к инвалидам.

Страна вертелась в пышном кринолине,

попутно задевая злых и добрых.

Работа не жалела наших тел,

но страх был осторожно забинтован.

Убитых пап считали только дети,

покуда главный, сверху на жене,

орал лужёной глоткой о победе.