Устройство погорелого театра
Я — кушать подано.
Нетрезвый осветитель,
влюблённый куртуазно и нелепо
в жену помрежа — выцветшую диву —
опять забыл включить мои старания
хотя б в обочину ручного-щенье света.
Я знаю наизусть все двадцать восемь
сучков на повидавших половицах
вокруг моей безбожно сшитой юбки —
творения портнихи эскапистки:
в лицо портниху знают только книги.
Что юбка, что представленное в пьесе
не для души и пристального взгляда.
Бликуют бутафорские подносы —
даём в народ благочестивый ужин.
Статисты из карманов закулисья
заправски заполняют мизансцену —
хихикают: рейтузы вгрызлись в крупы
дворян. Дворяне любят макароны.
Ещё и попугай — и он не в свете —
накидывает реплики не к месту.
Стою, гадаю — кто его приносит
из пьесы в пьесу в допотопной клетке?
Зал жаждет окончания спектакля.
Зачёркнуто. Дописано — банкета.
Похоже, пили господа взаправду.
Бежать! Бежать на улицу, где воздух
И нетюремных птиц полёты-стрелы.
Но в декорациях вчера-сегодня-завтра
все двери — фальш, графитные наброски.
Рабочий сцены с плотником в альянсе
пропили краски, кисти и ножовку.
Спит в клетке попугай, истратив силы
и реплики...
Не так они и куцы...
Похоже, он единственный, кто знает
наверняка и тексты, и морали.
Заход на коду —
я опять не в свете.
Уже кулисы обсуждают читки,
назначенные на грядущий полдень.
Смотрите, а финал идёт бодрее.
И прима в предвкушении свежеет...
Поклон.
Аплодисменты.
— Учим роли!
Я невидимка.
Что мне ваше завтра?!
