сочинение

Весной у меня случилось новое огорчение. По дороге в школу я увидела, что кто-то сделал глубокие прорубы на берёзе, и по стволу обильно тёк сок. Теперь уже мне каждый раз приходилось наблюдать, как дерево истекает тем, что давало ему жизнь, и сердце моё разрывалось на части. А сок всё сочился и сочился, сначала прозрачный, потом стал засахариваться, розоветь, и уже напоминал сукровицу, и раны покрывались розовой коростой, как на локтях или коленках, когда их разобьёшь об асфальт. На других деревьях лопались почки, выпуская на волю гофрированные листочки, и только ветви этой несчастной берёзы чернели на фоне голубого неба. Она умирала, и ни пылкие старания весеннего солнца, ни звонкие трели вернувшихся домой скворцов, не могли воскресить её, и меня утешить.
Когда позволяло время, то я шла окольными путями, чтобы миновать это страшное место, а когда нас приняли в пионеры, и учебный год закончился, то вообще перестала там появляться. Так было до самого конца лета, но по обычаю, в последний будний летний день следовало собраться во дворе школы, чтобы ознакомиться со своими прошлогодними одноклассниками и учителями, перешедшими в новый учебный год. Это называлось торжественной общешкольной линейкой, и мы с сестрой вместе шли на неё в белых фартучках, с пышными бантами в косах, и с цветами в руках. Я не могла признаться сестре, почему не хочу идти мимо берёзки, и ноги становились всё тяжелее. Однако, берёзки я не увидела. За лето её спилили, остался только пень. Но, - о чудо! – у самого основания пня торчала и зеленела живая веточка! Волна восторга захватила меня и понесла, наполняя грудь счастьем, - это маленький берёзкин сыночек тянулся вверх и простирал зелёные ручонки мне в душу. В общем, линейка удалась на славу!
Недели через две нам задали на дом написать сочинение «Как я провёл лето». А про что писать, как не про берёзку! Началась история весной, а закончилась в последний день лета. Вот так я лето и провела, в неведении, что меня ожидает чудо. И с кем ещё я могу поделиться своей радостью, как не с Еленой Валерьевной? Уж она-то поймёт меня, и не станет смеяться и дразнить: « Берёзку жалко»!
В общем, я очень старалась, но писала ужасно плохо, предложения строила с такими инверсиями, что постороннему не понять, о чём речь, - но эту особенность письма я заметила у себя только на четвёртом десятке жизни. А тогда мне казалось, что всё в порядке. Однако, интуиция подсказывала, что в заключение не хватает чего-то, какой-то финальной жирной точки. Я вспомнила, что статьи в журналах и газетах заканчиваются иногда воззваниями, типа: « Юные пионеры и школьники! Любите и берегите природу! Не ломайте ветки, не рвите листья, не ходите по газонам!» Вот, примерно так я и закончила, и стала ждать хорошей оценки и похвалы.
Результат превзошёл ожидания. Под сочинением красовалась жирная единица, а рядом вердикт: «Списано с книжки»! Милая Елена Валерьевна опять переоценила мои способности, заподозрив десятилетнего ребёнка в профессионализме. Ведь тогда книг за свой счёт ещё не издавали, и тексты в обязательном порядке подвергались не только политической цензуре, но и строгой грамматической корректуре, а так же редактуре: литературной, смысловой и стилистической. Я была польщена столь несправедливым обвинением.