От заката, до рассвета.
На запад бывшая багровой,
скатилась бледная заря,
глаза смеркает чернобровый,
усталый вечер, спит земля.
Горит лампадою луна,
остыли восковые свечи,
покой, молитвы, тишина,
обняли храмовые плечи.
От суеты удалены,
в ночи сверкающие звёзды,
срываясь падают они,
случайно, как случайны слёзы.
Цыганка ворожея тьма,
укрывшись смуглою косынкой,
гадает судьбы теребя,
лукавя мрачною улыбкой.
Увы обман, в чертах ладони,
жизнь невозможно прочитать,
равно и флюгер неспособен,
заочно ветер угадать.
Часы идут, и чьи то тени,
в пространстве нехотя скользят,
и ночь присела на колени,
на утро устремляя взгляд.
Полоской тонкою, пунцовой,
зарделся пламенный восход,
и солнце, словно туз бубновый,
лучами кроет горизонт.
Зеркально- золотым отливом,
победоносны купола,
дню наступившему спасибо,
звонят церквей колокола.
скатилась бледная заря,
глаза смеркает чернобровый,
усталый вечер, спит земля.
Горит лампадою луна,
остыли восковые свечи,
покой, молитвы, тишина,
обняли храмовые плечи.
От суеты удалены,
в ночи сверкающие звёзды,
срываясь падают они,
случайно, как случайны слёзы.
Цыганка ворожея тьма,
укрывшись смуглою косынкой,
гадает судьбы теребя,
лукавя мрачною улыбкой.
Увы обман, в чертах ладони,
жизнь невозможно прочитать,
равно и флюгер неспособен,
заочно ветер угадать.
Часы идут, и чьи то тени,
в пространстве нехотя скользят,
и ночь присела на колени,
на утро устремляя взгляд.
Полоской тонкою, пунцовой,
зарделся пламенный восход,
и солнце, словно туз бубновый,
лучами кроет горизонт.
Зеркально- золотым отливом,
победоносны купола,
дню наступившему спасибо,
звонят церквей колокола.