Голубокрылый купол
ГОЛУБОКРЫЛЫЙ КУПОЛ
2021 год
* * *
Приходит май, сырой, полупрозрачный, —
проветривает голову, чулан,
птиц обучает пению, и хлам
выносит, застарелый и чердачный.
А девушка берёзку обнимает,
во рту катает мятный леденец,
и сердце бьётся, маленький птенец, —
откуда что взялось, не понимает.
Но сад благоухает, белопенный,
и беззаботные рифмует облака
с рекой в тумане, с кружкой молока,
с веками холода и смерти во вселенной…
Жизнь понемногу входит в берега…
* * *
Этот мир так суров, но оправдан.
Есть любовь — грозовой окоём —
старый сад и тоскующий дом:
хлебный мякиш, и дёготь, и ладан.
А покуда чаёк заварнём...
Хорошо, что есть небо и в нём
облака и стихи, чтобы ямбом
разгоралось оно
и огнём.
* * *
На засолку хорош молодой орляк,
из крапивы и сныти вкусна похлёбка.
Если голод, прокормит ружьишко, лодка —
нынче лещик пошёл неплохой, крупняк.
А устанешь — в тесную землю ляг.
Утешительно — только немного знобко.
Над могилой будет сосна шуметь,
будут люди по-прежнему петь и плакать,
чтобы яростно сердце стучало, медь
духовых посверкивала
из мрака.
* * *
Примял тысячелистник и поставил
брезентовый свой домик. А потом
лежал и думал: «День сегодня таял
стремительно». А где-то на седьмом
далёком небе ангелы рыдали,
зажгли закат красивый, кровяной.
И снилось мне: я — муравей. Латали
с товарищами холмик мы, устали,
и дерево склонилось надо мной.
* * *
Радуйся бледному солнцу и мороси,
радуйся лапнику — во нарубили! —
мудрого сердца уверенной скорости,
мышцам, которые бег не забыли!
Так, выбираясь на просеку топкую,
хворь выгоняю из хищного тела,
часто дышу, по валежинам топаю —
делаю то, что положено делать.
Шаг — и трясина!
Лишь вахта трёхлистная
предупредит, глубину обнаружа.
Видно, утешится нежными письмами
снова любимая
женщина
Шуша.
* * *
Кипрей узколистный — Змеиная гарь,
а дальше болото и старый шалашик.
Тайга не даёт человеку поблажек,
но всё-таки славно, что сам себе царь!
Лишь дятел сосну обживает, стуча,
да слышно вдали трескотню пилорамы.
На месте ли компас? Проверил карманы,
смахнул с рукава кровяного клеща.
На юг — Лукино и рыбачий сарай,
где столик и лавка из двух деревяшек.
Живи без докУментов разных, бумажек,
а ежели что, то и запросто в Рай.
* * *
Готический собор сосновой тёмной чащи
и в небе Малый Ковш — о, выпитый до дна!
А знаешь, я живу до хруста настоящий:
печальные глаза, морщины, седина.
Ну что же, полежу и свёрнутую куртку
под голову себе пристрою половчей.
Какую эта жизнь таинственную шутку
со мной играет, ишь!.. А вдруг совсем ничей
весь этот лес ночной? Весь холодок острожный?
Из космоса глубин сквозь полог на меня
на мысли яростной сияние похожий,
осколок яркий звёздного огня
летит стремительно. Мир так хорош! Ну что же…
* * *
Этот мир — чудесная шкатулка,
полная алмазов, жемчугов.
Приоткроешь — ахнешь: — Ну-ка, ну-ка,
это что такое? Облаков
медленный полёт…
* * *
Среди травы коленчатой, высокой,
наставник-ветер спит и обнимает
ночное поле волглыми руками.
Я думаю: «Не то чтобы жестокой
была судьба, но речь моя немая
окрепла на ветру. И облаками,
и птицами наполнилась!» А ветер
проснётся рано утром, развернёт
седые крылья и улетит в туман.
* * *
Осень идёт на живца.
Вниз опускается дым.
Холодно. Доски крыльца
что-то поют. Нелюдим,
ветер целует сосну.
Тянется к небу душа.
Знаешь, такому письму
люди не учат — дышать,
как научить? На плечо
ангел присев горячо
в ухо мне выдохнет «ша».
* * *
…в ушную раковину Бога…
И. Бродский
Сосновое море шумит у порога,
и, звёздное ухо полночного Бога
прицельно тоски обжигая свинцом,
шепчу, подышать выходя на крыльцо:
— Откройся! Мне нравится божье лицо!..
Но нету ни шороха там, ни ответа,
и только сырое дыхание ветра
швыряет в лицо кружевную листву —
летучий рифмовник осенний.
А купы дремучих растений
шумят и шумят — я кого-то зову —
и вот уже брызги летят наяву,
и волны меня понемногу качают,
и влажные звёзды бессонно пылают,
и тени какие-то там, в вышине,
крылами широкими бьются в огне —
меня обнимают.
— О, Господи, где ты?
Прости, я живу…
