Летунья

ЛЕТУНЬЯ

 

2017 — 2020 год

 

Что ты хочешь, сердце, что ты бьёшься?

Успокойся, бедное, навеки.

Для того ты сердцем и зовёшься,

Чтобы разорваться в человеке.

 

* * *

Было маленькое деревце:

стволик, выгнутая ветка.

Дерево корнями вцепится

в глинистую почву крепко.

 

Мчится облачко летучее,

ласточка на колокольне.

Истина — изделье штучное,

голову всё ниже клонит.

 

Отшумит берёза около,

бедная, угомонится,

отзвучит печальный колокол.

Ласточка! Летунья! Жница!

 

* * *

Прекрасно дерево, исполненное ветра,

и свиста птичьего, и тени озорной.

Как негой солнечной кора его согрета

меж влагой облачной и влагой земляной!

 

Когда не станет нас, оно, обняв корнями

наш неотпетый прах, волнуясь и шумя,

природе возвратит всё то, что было нами —

стать можно листьями и сладкими плодами,

небесной синевой, и звёздного огня

сквозь ночь летящими

слепящими

лучами.

 

* * *

О, как посланец инопланетный,

сел мотылёк на моё лицо.

 

Ещё горит последняя звезда,

ещё кукушка всласть не зарыдала.

Зеркально разлетаемся — о да! —

как поезда расходятся с вокзала.

 

Так я смущаюсь, глядя на восток:

проходит жизнь, нелепая, сквозная,

и вьётся беззаботный мотылёк,

блаженства своего

не сознавая.

 

* * *

Человек — ничто. То есть просто птица.

Человеку небо ночами снится,

и звезда моргает над крышей. Прах

человек, но думает: «Машиах

вот уже грядёт! Славься, божье имя!

Кто же Он? Мерцание? Струйка дыма?».

Так светлеет небо. Поёт конёк,

дышит лес, туман понемногу тает.

Яркий луч в окно — золотой клинок —

настороженно

проникает.

 

* * *

Человек рождается счастливым,

но не очень. Только и дано:

птичьих трелей утром переливы,

молодое Лидское вино.

 

Он едва успеет осмотреться,

как его судьба окоротит.

Так вонзит копьё своё под сердце

Ахиллес какой-нибудь, Пелид.

 

Но с небес мерцающее млеко,

птицам указующее путь,

ночью бедолагу, человека,

утешая, вздрагивает: «Будь!»

 

* * *

Человек в туманном лесу воздевает руки к ночной звезде:

— Боже мой, как же так? Почему я Тебя не слышу?

Нет ответа. Суровое место планета, где

то болезни, то голод, то буря срывает крышу.

 

И тогда человек начинает гудеть: — О-у-

ы-ы-ы!.. Хорошая, в общем, песня.

И приходят чуткие звери согреться к его костру

потому, что душа подобна пламени на ветру

и бессмертна — о да! — и наша Земля небесна.

 

* * *

Человек работал, страдал и жил,

жилы рвал, и не было крепче жил.

А потом увидел: всё — пепел, прах,

и душа потянулась к радуге в облаках.

 

Вот лежит человек, истаявший, как снежок.

Бог ему задаёт вопрос: — Ты готов, дружок?

Отвечает: — Я не видел ещё любовь!

Вот бы месяц-другой, хотя бы до холодов…

 

Но смеётся Всевышний:

— Как ты понял, у нас лимит…

Золотые пылинки в тонком луче клубит.

 

* * *

Земля выпивает дождь, росток собирает свет,

и чует косматый дым, и слышит: поют жнецы.

Потом человек идёт, печёт ноздреватый хлеб

и кормит своих детей: «Ешь. Не вертись-ка. Цыц!»

Земля выпивает дождь. В земле человек лежит,

а дети его поют. Лишь ветер пылит во ржи.

 

* * *

Я читаю стихи самому себе,

а ещё высокой ночной звезде

и воде речной, говорливой,

бочажку с раскидистой ивой.

 

А когда ложится густой туман,

ни юродства нищенская сума,

ни тюрьма уже не пугает,

и поётся песня другая.

 

Эта птичья песня не в глаз, а в бровь —

подорожник, унявший больную кровь,

так сестра прижимает к ране,

и звонят к заутрене в храме.

 

* * *

Вот пляшет бабочка. Она

умрёт, исчезнет без остатка.

А ты, рабочая лошадка

литературы?.. Видишь, на…

 

на дне некошеной травы,

среди жуков, и я беспечно

лежу и думаю: «Пусть вечна

одна лишь Истина, увы,

 

а всё же облако плывёт,

волнуясь травы рукоплещут,

пчелиный рой гудит и блещут

ночные звёзды. Так живёт

всё-всё, что пелось на крови,

и ты живи».