Снежное поле

СНЕЖНОЕ ПОЛЕ

 

Стихи 2012 — 2022 года

 

Но плещут светила навстречу рекой

по небу таёжной отчизны.

 

* * *

Падают медленно крупные хлопья

снега на ельник дремучий, как жизнь,

в небо нацеленный, словно бы копья

головы здесь и сложивших дружин.

 

Грозно лежат, и течёт к изголовью,

края не зная, монгольская степь.

Вот бы и мне, осенившись любовью,

так от норманнских мечей умереть!

 

Кротко кончаясь, «Ивашка — холоп я!»

буду шептать, как земля, недвижим.

Сыпаться будут холодные хлопья

снега на ельник дремучий, как жизнь.

 

* * *

Снега-то навалило! Снега! Эко!

В небе смаргивает слезу голубая Вега,

заглядывает в окно: — Ну что, человек, живой?

— Да ничего покуда, — и головой

облысевшей киваю, и глажу мурлыку-кошку, —

Эт ничего, что уж пятый день как в лёжку —

выпью малинки и через два денька…

Что говорить, да, ткань бытия тонка,

но не порвётся, ибо на то и чудо…

— Я ли не Бог? — вздыхает звезда оттуда, —

Я ли не вижу? Ты потерпи чуть-чуть.

Время такое, братец,

не обессудь…

 

* * *

В окно вгляделся — там фонарь

во тьме морозной возле клуба.

А дальше лес, а там — январь,

а дальше — небо. Двое тупо

стояли (то-то сразу я

узнал: устроили потеху!)

Втирал — ну, ухари-друзья! —

сам Коля-Гриб Сашку-Морпеху.

Тогда я понял: «Так, вчерне,

сейчас решают мировую

проблему: свет погас в окне?

А может, я жену целую?»

Клубнички в оптику, в трубу,

не видя, материли Бога,

и я сказал себе: «Угу,

Россия — Лета —

безнадёга».

 

* * *

Какая тёплая зима,

но небо серое суровей,

чем жизнь печальная сама,

чем быт печальный поселковый.

Из дома выйдешь — снеговик

стоит подтаявший у клуба.

Сосед, подвыпивший старик,

«эй, спичек дай!» — взывает грубо.

 

Ответишь: «Слушай, староват

ты водку жрать!» Но сердце знает:

никто ни в чём не виноват,

и даже он! А где-то лает

собака в хаос снеговой

почти бессолнечного края.

Тряхнёшь, как скептик, головой:

там, наверху, Москва лихая

больна структурой силовой!

 

* * *

«Она, глупая, еще никогда

не видала испанского короля».

Гоголь

 

Лай собачий глуше, глуше.

Снег идёт всё гуще, гуще

и ложится, словно пух.

Лыжи тихо шух да шух.

До земли согнула стволик

шапка снежная. «Соколик,

Николаич, старый хрыч,

будем живы?» — «Магарыч,

как найдём, с тебя, Серёга!»

Так и шли. Не стало Бога,

коммунизма и страны.

Что искали? Ни луны,

ни звезды — такая темень!

«Где Россия?» — «Это ж Йемен!»

 

* * *

Я проснулся ночью и сразу понял,

почему в посёлке отчаянно лают собаки.

Где-то за снежным полем,

в продрогшем, бородатом ельнике

выл голодный волк.

 

Вот оно, допетровское бездорожье,

неуют, граничащий с хаосом и смертью.

Я тоскливо прислушался:

вой повторился,

протяжный, страшный,

густой, как февральский снегопад.

Было в нём что-то

от российских заглохших равнин,

от морозов под сорок,

от нехоженых, зыбких болот

и таёжных, дремучих, сырых буреломов.

 

Я подошёл к спящей жене,

поправил сползшее с неё одеяло

и пододвинул дюралевые,

грубые костыли

ближе к низкому изголовью.

И почему-то тихо и безнадёжно заплакал.

 

* * *

глухонемые звёзды кровят…

 

Ручку возьмёшь деревянной лопаты

и приналяжешь — почти не болит,

не отвлекает. А снег тяжелит

лапы еловые. О, мой зубчатый

лес непрорубный — скала, монолит.

 

Что это?.. Ба, гастролируют черти?

Или майор заключённых гнобит?

Воет цепной голодающий ветер,

крутит, сгибает, ломит, гудит.

 

Шутишь, полвека жив я на свете.

Маятник шибко ходит в груди.

 

Крикну кому-то: — Эй, погляди-ка,

Ты меня гонишь, а я не боюсь!

Здравствуй, таёжная вьюга-задрыга!..

Губы дрожат, обрывается пульс,

мгла поглощает

отчаянье

крика.