Ворон

Князь Гремислав со своей дружиной вернулся с богатой добычей с половецких земель, где они с княжичами вятицкими набег учинили. Взял он, помимо серебра-злата, невольников половецких с жёнами и детьми. Поздней осенью, шлёпая босыми ногами по дорожкам необъятных русских земель, половина из них умерло от болезней, остальных, полуголодных и обессиленных долгими переходами, а шли они с полными обозами, привязывали за верёвки к телегам и волокли как скот взрослых, а детей на лошадях везли захваченных. Немного из них дошло до Полоцка. Была среди них смуглая половчанка Элга и сынишка её малолетний, Айдак. В лохмотьях и грязи, сжав зубы, прошли они свой путь. Все удивлялись их стойкости. Князь тоже приметил эту пару и велел в обоз посадить, так и добрались они с обозом и дружиной до города.

 

Через несколько месяцев, под зиму, пришли они в город. Князь дал ей одежду приличную, поселил стряпухой во дворце. А через несколько месяцев отдал её в жёны за рядовича дружинного бездетного, приглянулась тому чернявая и глазастая половчанка. Свадьбу сыграли, сына её усыновлённого Вороном назвали. Через несколько лет захворала половчанка и умерла, сердечная в муках, и пришлось сынишку приёмного одному рядовичу растить и воспитывать.

 

Рос этот мальчуган на княжеском дворе и игрался с детьми княжескими. Девчонок в обиду не давал, слабых защищал. Упражнялся с отцом в боевом искусстве и достиг в этом совершенства.

 

И была у него одна любовь на всю жизнь. Мальчишеское увлечение, дружба, переросла в нечто большее, когда они подросли. Но князь, видя это, запретил дочери своей, Усладе, встречаться до поры с Вороном. Были у князя на это свои планы, и он их скрывал от всех…

 

…Ловок был Ворон, когда князь Гремислав в ловушку попался. Ехал он тогда к своему сородичу Веселину через дикие Туровские леса. Ворон тогда в хвосте шёл, замыкал княжеский обоз. Летнее солнце клонилось к заходу, птичьи трели становились реже и скрип телеги впереди в замирающем от тишины лесу становился отчётливей.

 

«Пожалел бы, ирод, своих, - сокрушался Ворон, воевода княжеский, - Столько лисьих и бобровых шкур везёт этому краснобаю, шурину своему. Лучше бы продал бы кому и стены каменные возвёл на вырученные деньги, а то каждый год лихие люди разбой учиняют. Подожгут с одного конца брёвна городской стены, а с другой стороны, пока эти тушат, другие вынимают и в пролом врываются на лошадях. Пограбят, поразбойничают, и опять их нет, как нет.»

 

Раздался резкий скрип падающего дерева сзади, Каурый его встрепенулся, на дыбки хотел встать. Ворон резко осадил и вперёд, по узкой лесной дороге понёсся к обозу, где князь был. Его лисья шапка и светлый плащ уже мелькал среди веток.

 

- Рубон! Мечи вон! – кричал князь, а вокруг уже свистали стрелы и по обозу раздавались крики дружинников, - Ворон, собирай круг!

 

Ворон спешился и встал со щитом на один из обозов с князем спиной к спине. Вокруг них кольцом с ощетинившимися копьями замкнулось кольцо ратников. Высокие деревянные щиты с дублёной кожей надёжно закрывали от стрел, впивающихся в них. Остальные, защищая князя, рубились с татями, коих уже полегло немало.

 

- Ну что, Ворон, спасёшь меня, Услада твоей будет, - молвил вдруг княже.

 

- Держись, князь, потом сочтёмся, - строго ответил воевода.

 

- Держусь… Эх, мало нас.

 

Вокруг них тёмными пятнами среди темнеющего ельника быстро перебигали силуэты врагов.

 

- Леший, Семак, со мной, - кликнул Ворон своих лучших испытанных войнов, - Я сейчас, княже…

 

Спрыгнув с телеги без щитов, трое метнулись в противоположную сторону от наступавших. Забежав к ним со стороны, резкими замахами мечей снизу начали резать и колоть татей. Смута была посеяна в их рядах.

 

- Давай, княже! – услышал князь крик Ворона из чащи.

 

Князь с дружинниками атаковали вовремя. Уцелевшие тати бросились удирать и по чаще скоро замолкли крики отступавших.

 

Победившие сложили меха поплотнее, освободив повозку, на которую сложили раненых.

 

- Перун нам помог! – весёлый Гремислав подошёл к воеводе и увидел, как тот, сморщившись, держится за бок, - Что с тобой, воевода?

 

- Царапнуло меня, княже.

 

Князь увидел чуть ниже груди, там, где кольчуга порвалась, рубахи кровавый край.

 

- Семак! Скочи с воеводой во всю прыть скачите к Иван-городу! Должны быть там засветло! Ну, живее!

 

Любил князь своего воеводу, рядом они с его сыном выросли и вместе воинскую науку постигали воеводы бывшего, Всеслава. И любил князь дочь свою единственную и трёх сыновей: Всеволода, Игоря и Растигора. Мать Гремислава, провидица Боряна, сказала, что быть её внучке с Вороном, когда подрастут, видя, как они вместе на крыльце играли. Много знатных женихов к ней сваталось, да все от ворот поворот получали. Хранила Услада верность своему Ворону.

 

Сидела она в это время в светлице и с матушкой ворожила. Вдруг что-то не так пошло, вода живая из цветов полевых мутнеть начала. Матушка ей сказала: «Беда с ним. Помощи твоей просит».

 

Вскочила Услада на Резвого своего, и помчалась одна в Иван-град, на помощь Ворону. Ветви хлестали ей по лицу, волки неслись вдогон по тракту, стрелы татей летели в её сторону, а она как заворожённая, не думая об опасности, неслась на своём коне. Обоз обогнала на следующий день, коня поменяла и опять в путь. Отец ей успел только крикнуть: «Береги себя!»

 

Не знал Веселин, что к нему Гремислав едет, не ведал. Обещался к осени, а на дворе Червень был, жаркий, сенокосный. Объезжал он свои владения недалеко от города и дружины с собой не взял. А дружина в это время пировала в городе и не знали непутёвые, что половецкие лазутчики следили за городом. Дождавшись темноты, бросилась орда на город, пьяных дружинников на княжеском дворе конями потоптали, кого зарубили, сбежали немногие. Те, кто сбежал, на помощь к Гремиславу поскакали и Ворона по дороге встретили полуживого. Лица на нём уже не было, лежал он на коне своём, а Семак за подпругу того коня вёл.

 

Рассказали ему всё беглецы, стали уговаривать в лесу переждать и обратно к обозу ехать, а затем к себе, в Полоцк с князем идти. Часть людей ивангородских уже к обозу поскакало, князя оповестить, что половцы идут. Ворон только головой кивнул, и Семак всё понял. Надо было князя защищать, а он ещё живой воевода при делах, и они назад повернули. Доехали до реки Дрысы, до камня памятного через переправу, переночевать уже было собрались, и вдруг видят: на том берегу в последних лучах Ярилы белый конь с всадником светловолосым с разбегу в воду сиганул. Присмотрелись немного погодя, а это дочка княжеская!

 

Ворон, позабыв про свои раны, на ноги вскочил и – к любимой. Обнялись они, и тут он почувствовал, что силы покидают его. Припал на одно колено, за бок ухватился. Она придержала его слегка, чтобы он не завалился, люди подбежали ему помочь, к камню отнесли. Сняла она сумку свою с плеча, в котором зелье матушкино носило, порылась в неё немного и достала небольшой мешочек с травами и кореньями. Растолкала в маленькой миске, залила водой речной и дала любимому.

 

Забылся Ворон сном, и снилось ему, что летит он высоко над землей, а внизу табуны лошадей и юрты степняков, широкая степь, и табуны по кругу скачут, как будто в водоворот попали вокруг юрт этих. И выходит из одной юрты женщина и руки к нему вверх тянет. Присмотрелся Ворон = а это его мать, зовёт его к себе. Подлетел к ней Ворон, а она говорит ему: «Много ты, Воронок, врагов побил. Хватит тебе. Будь свободен, лети, куда глаза глядят. А хочешь, со мной останься?». Огляделся вокруг, а табунов – уже и след простыл. Говорит он тогда матери: «Прости меня, я ещё свободой не насытился. Пора мне».

 

Проснулся Ворон от прикосновения лёгкого, нетерпеливого. Продрал глаза, над ним Услада склонилась. Бок его ныл слегка, но было лучше.

 

- Вставай, любо мой. Гонцы прискакали, говорят половцы рядом. Дозор их скачет, много их, не уйдём.

 

Встал Ворон, а рядом – головы поникшие. Вышел к нему тысяцкий ивангородский, Волк, и говорит:

 

- Не уйти нам, друже. Ляжем мы здесь. У них кони крепкие, догонят. Скоро будут здесь.

 

- Лады, - сказал Ворон, - Я не знаю, сколько мы здесь продержимся, готовиться надо. Заточить всем мячи, встать в оборону. Мало нас, сколько надо, простоим. А князю поможем, задержим ворога!

 

- Любо! – сказал Волк.

 

И обратился Ворон к своей ненаглядной:

 

- Скачи, Услада, скачи. У меня, кроме тебя, отца и князя, нет никого. Глядишь, пока я здесь отбиваюсь, сумеет князь уйти в город. И тебя спасу. А двоим нам на что помирать?

 

Опустила голову горлица и молвила:

 

- Я не уйду от тебя. Мне без тебя жизнь не люба. Значит вместе в Прави встретимся.

 

- Как знаешь, люба моя! – жёлтые скулы Ворона напряглись на миг и глаза чёрные блеснули слезой.

 

Залез он на камень переправный, а вокруг него кольцом воины встали. И нашли тучи вдруг откуда ни возьмись среди ясного неба. И грянул гром, да такой, что земля задрожала.

 

Окружили всадники половецкие кучку людей. Мешкать начали, стоят, шепчутся, на Ворона кажут. В это время молния ударила и осветила место вокруг камня. Всем показалось, что Ворон вздрогнул, и лицо его на миг озарилось. И крикнул он по-половецки всадникам:

 

- Что встали? Сражайтесь, трусы!

 

Но главный всадник половецкий, с седой бородой, подъехав к нему, спросил:

 

- Как звали твою мать?

 

- Элга.

 

Подняв руку, скомандовал своим:

 

- Элек! Назад!

 

…

 

Хан смотрел, качая головой, на своего темника и не верил его словам. «Не может быть, не может быть. Это он, cын», - других сомнений у стареющего хана не было, его воины врать не могут, - «Как две капли воды, похож, говорили. Жива ли она, Элга? Жива ли сейчас та, которая мне дороже всех была?».

 

…

 

Постояли половцы в городе и ушли. Награбленное оставили и исчезли, как будто и не было их. После этого набега долгое время их в землях кривичей не видели. А Ворон много подвигов ратных совершил, красивую и долгую жизнь прожил, и в память о нём назвали тот камень большой на реке Дрысе Вороньим...