Почему мы такие?
Пречистою тоской истомлен.
Убитым взглядом озирая,
неполноту и недотрогость
еще не выцветшего рая.
Покуда смоет небосводом
и унесет в глухую темь,
среди пустыни год от года
бродить и молчаливо зреть.
Не надо своевольных красок,
не блеск чела туманит взор.
Лишь ядовитая озноба:
страх без любви прожить "с тех пор".
Наш мир устроен обычайно:
туда иди и с тем не будь,
но как средь сизого отчаянья
цепь просветленья не замкнуть?
Уже ли будешь восхищаться
портретом с глянца только ты,
когда союзники разнятся,
а жизнь летит в тартарары?
Не успокоен, переполнен,
забыт и стерт с лица Земли
взывающий к сердцам господин
любови глас... И не найти?
Собраться вместе и с улыбкой
нести повсюду добродетель:
бомонд считает лишь ошибкой.
Так что оставим нашим детям?
Я уповаю на открытость,
на легкость, радость бытия.
Тепло давно ли стало дикость?
А счастье = злато, не семья?
Убитым взглядом озирая,
неполноту и недотрогость
еще не выцветшего рая.
Покуда смоет небосводом
и унесет в глухую темь,
среди пустыни год от года
бродить и молчаливо зреть.
Не надо своевольных красок,
не блеск чела туманит взор.
Лишь ядовитая озноба:
страх без любви прожить "с тех пор".
Наш мир устроен обычайно:
туда иди и с тем не будь,
но как средь сизого отчаянья
цепь просветленья не замкнуть?
Уже ли будешь восхищаться
портретом с глянца только ты,
когда союзники разнятся,
а жизнь летит в тартарары?
Не успокоен, переполнен,
забыт и стерт с лица Земли
взывающий к сердцам господин
любови глас... И не найти?
Собраться вместе и с улыбкой
нести повсюду добродетель:
бомонд считает лишь ошибкой.
Так что оставим нашим детям?
Я уповаю на открытость,
на легкость, радость бытия.
Тепло давно ли стало дикость?
А счастье = злато, не семья?