«Воссоздание Империи»: часть четвёртая, глава пятая

Окливий

 

 

Великий Роман в стихах «Воссоздание Империи»

 

 

Часть четвёртая: «Интриги Хельгиллы»

 

 

Глава пятая: «Шутовство Хельгиллы»

 

 

Мерклость, обманчивость; метриопатии прилик.

Сутемь вечерняя укромный обнаружила «тайник»:

Крохотный городок Толедо.

Исписан дня очередного чистовик

Чернилами лучей Светила заходящего: Светила-буквоеда.

Оранжевые строки угасали,

Потом и вовсе стали походить на блик.

Они (оранжевые строки) небо (не безоблачное) исполосовали.

Окутав обнаруженный «тайник», сутемь взвихрилась, уплотнилась;

От мостовых до о́кон верхних этажей распространилась;

Достигла крыш, но не угомонилась:

Помохой завращалась над гробницей

Красующейся – с прошлой ночи аж! –

На главной площади. Вотще! – гробница – не курьёз, не блаж.

Площади, к слову – давние заложники традиций.

Они впитали в себя многое: народных толп ажиотаж,

Празднества, кровь, времён подхалимаж.

При этом сами площади – начисто лишены амбиций:

Им чужд порыв, чужд эпатаж…

Возле гробницы расхаживали мрачные жрецы.

Песни обрядовые исполняли смуглолицые певцы.

Музыка, соответствующая заявленному торжеству, звучала.

Чернь городская площадь постепенно заполняла.

Все ждали (не скрывая возбуждения)

Начала ритуала пробуждения

Воинственной богини Сехмет. Могущественные Мессеры –

Предками чьими были короли и кондотьеры,

Египетские фараоны, императоры, банкиры-тамплиеры

И много кто ещё (устанешь, право, и перечислять!) –

Предпочитали на подготовку к торжеству взирать

Из специально возведённой (к их приезду) ложи.

Сии мужи, сии высокочтимые вельможи

На креслах королевских восседали.

Мессеры не без любопытства наблюдали

За действиями уважаемых жрецов;

Переговаривались, похохатывали, указания давали;

Произносили массу непонятных слов…

Творящие гнусь, непотребства (на потеху публике) шуты

(Кои по площади в великом множестве бродили)

Ко всем присутствующим обращались исключительно на «ты».

Черни шуты орали: «Эй, простолюдили!

Айда за нами! Помоями наполним животы!

Зря, что ли, вы поразевали рты?!».

И к представителям аристократии озорники

Оказывались не добрей, чем к недоумевающим простолюдинам.

Шуты – несносные, навязчивые дураки –

Всех мерили одним – не шутовским – аршином.

Им это позволялось. Что с недостойных взять?

Толедский люд любил повеселиться, поплясать, похохотать.

А кто лучше шутов безмозглых умеет развлекать

Аристократию и угождающую ей всемерно – живность?

Поэтому в тот вечер ду́рни развили бурную активность.

Чутьё ни одного шута не подвело…

На нескольких гигантских жидкокристаллических табло

Высвечивалось знаковое, «грациозное» число:

«Тысяча семьсот семьдесят шесть».

Периодически цифирь сменяло слово «месть».

Оно всплывало медленно, неотвратимо… но сперва

Табло являло знак «двоеточие»: свершалось «деление на два»;

После чего экран показывал женщину с головою льва.

Она рычала еле слышно, чем приводила в трепет теневых царей…

Лица присутствующих на торжестве людей

Были покрыты зеленоватой пудрой.

Почему? – в честь пробуждения богини Сехмет мудрой.

У черни, у аристократов, у шутов,

У проводивших церемонию жрецов,

В общем, у всех – включая веселящихся Мессеров!

(Рачительных, доброжелательных «фурьеров»!) –

Позеленели лица ко времени начала ритуала пробуждения.

Богиня Сехмет со снисхождением воззрит на жертвоприношения…

Бродящие среди шумящих толп Ральфелелло и Лютэний

Искали взглядами любимых жён.

Феврэния и Роселеста, не спрашивая у супругов разрешений,

Отправились отбить земной поклон…

Впрочем, давайте говорить серьёзно:

Отправились почтенье выразить немалочисленной родне.

Сделать последнее, конечно, никогда не поздно.

Девушки справились с задачей оной незатейливой вполне.

 

Ральфелелло (останавливаясь):

Куда же наши жёнушки запропастились?

Ну не во тьме ж они вечерней растворились!

Забот нам и без их упрямства вечного хватало.

 

Лютэний (последовав примеру друга):

Куда? Пошли почмокаться с роднёй. Да видно, загостились.

Потом – как Роселеста мне сказала –

Ещё припудриться им вроде нужно.

Ах! Вечер – загляденье! Прелестно, хоть и малость душно…

 

Ральфелелло (с тревогой):

Да, душновато! Весна уж слишком рьяно лету потакала!

Не вышло бы какого (в отсутствие удравших жён) скандала!

Собрались чмокаться да пудриться?

Лица красавиц наших – зеленее, чем растения!

Даже такая исключительная умница,

Как ненаглядная моя Феврэния –

Старается прихорошиться, природной обладая красотой.

 

Лютэний (рассматривая заполнившую площадь публику):

Резонно. Спорить не возьмусь с тобой.

Сам иногда любуюсь двоюродной сестрой.

 

Ральфелелло (переводя взгляд на собеседника):

Может, их родственники задержали-заболтали?

 

Лютэний (отмахнувшись):

Быстрее жёнушки – подружек-хохотушек повстречали.

Сам понимаешь: если Феврэния и Роселеста заприметили подруг –

Пиши: «каюк». Пропал семейный наш досуг!

Их болтовня несносная растянется на парочку часов!

 

Ральфелелло (шмыгнув носом):

Да! Звуки, сыплющиеся из деви́чьих голов –

В минуту создадут свалку из сплетен да наветов.

Нет более бессмысленных и несмолкающих предметов

Чем бубны женские нашейные. Веками

Женщины разных стран длиннющими своими языками

Способны были грозы вызывать да наводнения,

Либо – частичные солнечно-лунные затмения.

Женщины балабольством переворачивали лодки рыбаков,

Вводили в искушение забрёдших чужаков,

Пугали бесов…

 

Лютэний (поглаживая ладонью лоб):

Чур!.. остановись!

 

Ральфелелло (пропустив мимо ушей призыв друга):

…Небесную вниз опускали высь!..

Кололи скорлупу яиц… подманивали корабли к погасшим маякам…

По части трёпа они давали фору спившимся попам!..

Трамвайчики речные в водовороты отправляли!..

 

Лютэний (громче):

Утихомирься!

 

Ральфелелло (воодушевляясь):

…А женщины болтали и болтали!

Муть несусветную, собравшись, обсуждали!

Ведьмы! Весь мир страдает из-за длины их языков!

А нам скучать придётся до скончания веков?..

 

«Ну почему ж скучать?! Недооценивать не следует шутов! –

Раздался голос за спиной Лютэния. – Ау, погонщики ослов!..».

Друзья от неожиданности вздрогнули; переглянулись; обернулись.

Шут, чьи зеленоватенькие щёчки от набранного воздуха раздулись,

Стоял рядом с юнцами; гримасничал, кривлялся;

Переминаясь с ноги на ногу, шатался.

 

Шут (подскакивая и хлопая в ладоши):

…Мы – знатные фигляры – для чего-нибудь сгодимся.

Развеселю вас. О цене, балбесы, позже сговоримся.

Фу! Слышать тошно! «А нам скучать придётся до скончания веков!».

Я – гляньте! – выбрал парочку самых заношенных носков!

Дырявенькую парочку!.. Тряпьё, достойное ног дураков!

А знаете, как парочку носочков тех зовут?

Не догадаетесь! Их кличут: Ральф и… Лют.

Ральф-Лют… Ральф-Лют… короче… здравствуйте! – салют!

Мне тараторить тихо нормы этикета не дают!..

(Снимает разноцветный колпак):

…Приветствую вас, юные аристократы-забулдыги!

 

Лютэний и Ральфелелло (в один голос):

Хельгилла!

 

Хельгилла (наряженная шутом):

До чего люблю я ваши вскрики!

Кричите громче! Пусть весь Толедо вас услышит!

Желание простое мною движет:

Вас поразвлечь, пока кривляки-жёны ваши,

Отсутствуя, срамят вас… Да разве… жаль такой пропажи?

Спрятались где-то… ну прямо осы в свежем мармеладе!

Наверняка и рожки наставляют вам.

 

Лютэний (ошарашено):

Хельгилла? Чудеса! Ты? В шутовском наряде?!

 

Хельгилла (продолжая гримасничать):

Сейчас получите вы оба по губам!

О, не пыли, Лютэний, бога ради!

 

Ральфелелло (оторопело):

Хельгилла!.. ты подоспела как нельзя… некстати.

 

Хельгилла (глядя поочерёдно на юношей):

Некстати? Неужели? Почему же?

Боитесь новой мужененавистнической стужи?

Ледового побоища боитесь?

Ах, не тушуйтесь. О страхе ваши взгляды говорят.

Шута бесцеремонно прогонять остерегитесь…

Что-что, Лютэний? – в неверности вас жёны обвинят?

И пусть! Зато развеется зелёная египетская скука!

Шут постарается! Ой, чую: грянет заваруха!

Два продырявленных носочка – Ральф и Лют –

Понаблюдают, выбравшись из башмаков,

За тем, как двух сиенцев жёны бьют.

 

Ральфелелло (Лютэнию):

Аристократки, разодетые в шутов,

Пожалуй, поопасней будут, пострашнее

Львиных, пронзающих клыков

Богини Сехмет!

 

Лютэний (Ральфелелло):

И вряд ли наших жён нежнее.

(Девушке):

Послушай, дорогая клоунесса,

Тебя никто не собирался прогонять.

 

Хельгилла (не скрывая злорадства):

Прекрасненько, мой влюбчивый повеса,

А как тогда мне фразу, сказанную Ральфелелло, понимать?

Я подоспела якобы некстати.

Ваш шут желает поцелуев и мужских объятий!

Обидно, юноши!..

 

Лютэний (поражённый):

Ты вправду появилась неожиданно;

Понятны нам твои стремления.

Шут? Да некстати? Где ж это, сеньорита, видано?!

 

Хельгилла (пристально глядя на Ральфелелло):

Твой друг придерживается иного мнения.

 

Ральфелелло (быстро):

О, нет, Хельгилла! Не надо глупым фразам значенье придавать.

 

Хельгилла (Ральфелелло):

Серьёзно? Я, следовательно, могу тебя поцеловать?

 

Ральфелелло (вздрогнув):

Меня?

 

Хельгилла (поднося палец к губам):

Тш-ш-ш!.. не вопи столь громко.

Ты мне напоминаешь лягушонка.

Морда зелёная, носик с отверстиями… круглые глаза…

 

Лютэний (с опаской косясь на девушку):

А ты, Хельгилла Симонетти, стрекоза:

Хищная стрекоза! – умеющая добиваться результата.

 

Хельгилла (надевая колпак):

Скажу вам одну вещь, ребята.

Позвольте?.. Но сначала

Мне нужно к вам поближе подойти.

Лютэний, дорогой, я по тебе скучала.

Стой, не брыкайся… с шутами не шути!..

 

Действия девушки были исполнены понятного всем смысла:

Она буквально на юношах повисла,

Левую ручку положив на правое плечо Лютэния,

Правую – на левое плечо его дружка.

Друзья вновь вскликнули: теперь от удивления

И неожиданности. Проказы «шутника»

Достойны оказались циркового представления.

Глядя на Ральфелелло, хитрая Хельгилла

Без всякого стесненья заявила:

 

Я целовалась много раз с Лютэнием.

Огромным стало бы – досадным! – упущением

Оставить без внимания тебя, красавец!

Хочешь? – исполню взбадривающий эротичный танец?

 

Ральфелелло (пугливо озираясь):

Достаточно, Хельгилла. Повеселилась и айда.

В любой момент могут придти сюда

Феврэния и Роселеста.

 

Хельгилла (весело):

Боитесь, что они вам повыдирают кудри?

 

Ральфелелло (выразительно посматривая на Лютэния):

Я не желаю получить по… по зеленоватой пудре,

Засохшей на моём лице! Какие поцелуи? А? Какие танцы?

 

Хельгилла (с презрением):

Вы оба трусы!.. тряпки!.. самозванцы!

 

Лютэний (озадаченно):

Мы – самозванцы? Скорей уж ты, Хельгилла, самозванка!

 

Хельгилла (Лютэнию):

Умолкни, зеленовато-бледная поганка!

(Переводя взор на Ральфелелло):

Жду поцелуя.

 

Ральфелелло (пытаясь отвернуться):

Быстрей дождёшься ты весну.

Я… я женат!

 

Хельгилла (приближая губы к губам Ральфелелло):

Плевал затейник на твою жену!

 

Лютэний (в сторону):

Невероятно! Я в омуте негодования тону?!

Сильное ощущаю… жжение

Возникшей (откуда неизвестно!) – ревности?

Хельгилла… нет, проказница не вызывает отвращение.

Сияние можно найти порою и… в бесцветности.

Ах, вредина! Обманчивость таится в неприметности.

Она ж… в меня влюбилась! – по её словам.

Сглупить?.. Ввериться ловкому притворству? – похвалам?

Сейчас она впрямь Ральфелелло поцелует!

Обманщица! Вновь ворожит? – колдует?

Но что ей – непоседе – нужно?

Хочет посеять в семьях наших семена разлада?

Да! Нам теперь действительно не скучно.

Не клоунами выдумана клоунада!

Ох, там, где тешится в обличье женском шут –

Витает ядовитая услада.

Нередко упования нам лгут.

 

Хельгилла (Ральфелелло):

Не хмурься. Давно Феврэнию я знаю.

Ни ей, ни Роселесте тайн не разболтаю.

Целуй меня, а о последствиях не беспокойся.

Закрой глаза… расслабься… приготовься…

 

Ральфелелло (с изумлением):

Зачем мне целовать тебя?

 

Хельгилла (прищурившись):

Зачем? Потом поймёшь.

(В сторону):

Способна увлекательная ложь

Поток событий направлять в иное русло.

Пусть светит она (ложь) – фальшиво, тускло,

Зато прельщает некой томностью,

Бессодержательностью, пустотою.

Правдивость чем сильна? – определённостью.

Поэтому я выбираю… ложь: она с великой быстротою

Распространяется… снег тает медленней весною!..

 

Прежде чем Ральфелелло смог осознать

Значение коротких фраз Хельгиллой обронённых в спешке,

Губки «охотницы» стали со страстью его губки целовать.

Юноша позабыл о… слежке,

Ведущейся (с высокой долей вероятности) за ними

(За юношами и Хельгиллой: за болтунами озорными!);

Забыл и о Лютэнии, вздыхающем понуро.

«Да, – думал Император будущий, – Хельгилла-то не дура!

Мой Ральфелелло жертвой сделался «шута»!

А я… ревную? Я?.. Ревную?! Да!.. призна́юсь: да!

Шутница, как ты смеешь влюблённой в Ральфелелло притворяться?

Целуются!.. Но ведь плутовка обещала… мне́ отдаться?

Да обещала ли? Нет! Лишь повадилась украдкой… домогаться…

И тут же изменяет объекту домогательства с… другим!

С… другом-любовником моим!

Открыто изменяет! – не стесняется!..

Нет! Не фигляр она, а… любострастный пилигрим!

Смотри, Лютэний!.. как интриганка смелая старается!

Её старательность меня до… бешенства доводит!

Видать и впрямь в Хельгилле чертовщина бродит…

Остановись же! Я от ревности… ослаб.

Остановись! Выпусти Ральфия из цепких губ и лап!

Меня… лишь одного меня! – целуй!

Ах, «нечисть» приставучая! Шут жалкий!.. Обалдуй!..».

Рык львиный, пронёсшийся над площадью, прервал

Недолгий поцелуй. Он (рык настырный) возвещал

О том, что вскоре Сехмет, наконец, проснётся.

«Сейчас священный ритуал начнётся! –

Воскликнула Хельгилла, на Ральфелелло посмотрев, –

Сон нашей почитаемой богини, мо́рок веков преодолев,

Прервётся. Впрочем, сладострастные мальчишки,

У нас свои – интимные – делишки.

Продолжим?.. Может, приспустите штанишки?

Шута взбодрите? А если захотите,

Уже с себя́ штанишки стянет шут.

Стянет и трусики… ну, что вы всё молчите?

Не беспокойтесь. Сегодня уж вас точно жёны не прибьют.

До завтра, я надеюсь, подождут.

Продолжим?.. цыц!.. не вырывайтесь… не дурите…».

 

 

Глава пятая завершена.

 

 

Продолжение следует…

 

 

Первая декада Октября 2024-го года