Внутренний, но голос

Когда звучит он снипами и гостами,

но мы гранит науки не грызём,

какие-то шальные девяностые

я отчего-то вижу в этом всем.

 

Тогда я говорила важно: дескать,

козырней быть уверенно простым

и цифрой ноль в отсчете нулевом,

 

и аркой вавельберговой на Невском,

чем пребывать умеренно Толстым,

как если б, Алексеем, а не Львом.

 

И лучше оставаться первоклашкой,

в душе, конечно, с ранцем за плечами,

чем оказаться просто промокашкой –

старейшиной, с заумными речами.

 

Когда звучит он истово навылет,

и в логосе его – ни звука фальши,

а время руки жжет как чебурек,

 

я вижу в том сквозные нулевые,

десятые, двадцатые, и дальше?,

в которых я – обычный человек,

 

но, со своим понятием души,

с бессмертием её, на самом деле,

с суровым назиданием – пиши,

и чувством, что душа ютится в теле.

 

Пусть человек и смертен, не беда,

он вылущен к финалу, словно колос,

фиаско в том, что молкнет навсегда,

ему присущий, внутренний,

но голос.