Молчать и любить (VI глава)
Одинокая свеча еле-еле освещала помещение без окон. Еë пламя мягко отбрасывало тёплый, золотистый свет на стены. Тени, танцуя, изображали причудливые узоры. Свеча тихо потрескивала, издавая едва слышные звуки, которые добавляли уюта и спокойствия. В этом свете всё казалось немного волшебным и загадочным.
— Где я? — произнесла Прасковья тихим хрипловатым голосом, засмотревшись на танцующие тени свечи.
К ней подошла женщина с полотенцем.
—У безпеці. Ми в землянці, сестричко. Тебе підібрали партизани ¹, — ласково ответил знакомый голос.
— Оля, Оленька, жива...
Сёстры, обнимаясь, плакали, не в силах сдержать нахлынувшие чувства радости. Словно расплавленный воск со свечи, горячие слёзы стекали по лицам громадными каплями, которые сестры тут же размазывали по щекам, целуя друг друга и радуясь.
— Панечка, миленька, я так боялася за тебе², — шептала Ольга сиплым и дрожащим голосом.
Обнявшись крепко, они держали друг друга, словно боялись, что это счастье может исчезнуть в любой момент. В их объятиях чувствовалась вся горечь разлуки и радость неожиданной встречи.
Где-то в глубине комнаты послышался слабенький детский плач. Ольга быстро встала и вернулась с ребёнком на руках. Худенькая малышка двух с половиной лет с бледным личиком, зевая, щурила глазки и тёрла их крохотными кулачками. Но, заметив Прасковью, встрепенулась и, протягивая тощие ручонки, звонко и радостно впервые произнесла:
— Мааама...
Прасковья, не веря своим ушам и глазам, на секунду оторопела. Её доченька жива, она наконец-то заговорила. Как долго она ждала этого момента, думая, что дочка немая, и уже потихоньку стала привыкать к этой мысли, а затем ей сообщили, что девочка умерла от кори. Сердце матери не желало смириться с жестокой потерей двоих детей сразу. Жизнь потеряла всякий смысл. Несколько дней в землянке Прасковья, находившись в бреду, звала своих деток.
Слёзы радости мгновенно наполнили её глаза. Обнимая дочурку с силой и нежностью, женщина без конца повторяла: «Ниночка, доченька! Девочка моя… Господи… как? Мне сказали…» Она боялась произнести вслух эту злосчастную фразу: «Умерла от кори». Прасковья, целуя исхудавшие щёчки дочки, теребила её длинные чёрные кудряшки, заглядывала в ярко-васильковые глазки и просила: «Скажи ещё раз — мама, скажи!» Ниночка звонко смеялась и обнимала маму так крепко, будто боялась, что та сейчас исчезнет снова. Потом успокоилась и, устроившись поудобнее на руках у матери, мирно стала посасывать большой пальчик правой руки.
Ольга стала рассказывать всё по порядку. Когда она увидела, что к дому подходят фашисты, какое-то болезненное предчувствие толкнуло её на моментальное решение. Она рванула в дом, схватила спящую Ниночку, положила её в большую корзину и опустила через окно в сугроб. Немцам она сказала, что девочка умерла накануне от кори. Ванечку она спрятать не успела: его схватили сразу, пока тот играл во дворе с кошкой. Соседка Тоня всё видела через окно. Она, дождавшись сумерек, огородами пробралась на соседний участок и вытащила Ниночку из сугроба. Малышка была синюшная и еле дышала. «Воспаление лёгких», — заключил врач, который тайком приходил к Антонине лечить девочку. Организм Ниночки оказался невероятно сильным, девочка быстро шла на поправку, однако с тех пор всю свою жизнь она будет мучиться бронхолёгочными заболеваниями.
— А ты? Как тебе удалось... Я так боялась. Я думала, тебя убьют… — слезы мешали Прасковье договорить.
Ольга рассказала, что пробыла в камере ещё три дня. Её продолжали пытать. Мысли были только одни: «Быстрей бы уже убили». Потом про неё забыли. Неравнодушный надзиратель тайком приносил воды и хлеба. А 16 февраля подпольщики начали боевые действия, захватили мост через Волчью и железную дорогу. 17 февраля в город ворвалась Красная армия. Восставшие освободили тысячи заключённых и военнопленных из тюрем, и несколько сотен из них сразу же взяли в руки оружие. Помимо Павлограда, удалось освободить и районный центр — Петропавловку.
Уличные бои длились более суток, пока на рассвете 17 февраля с востока в город не вошли передовые части 35-й гвардейской стрелковой дивизии. Промышленность города, 75 тракторов и другие ценности удалось спасти от разрушения. Павлоград был полностью очищен от оккупантов. Подвиг подпольщиков вызвал ярость у фашистов. На здании городской управы был водружëн красный флаг! Город ликовал!
Ольга взахлёб, со всей своей горячей эмоциональностью пыталась вкратце рассказать сестре все события:
— Це грандіозне повстання увійде в історію, Пашко!³
— Павлоград освобождён? — перебила нетерпением рассказ сестры Прасковья и, вытирая слёзы, попыталась приподняться чуть выше, но, схватившись за плечо, взвыла и съехала обратно на подушку. Девочка слезла с рук матери и села на колени к Ольге.
— Пашенька, лежи, ти ще слабка⁴, — Ольга с грустью отвернулась.
— Олюшка, ты не ответила. Город освободили?
—Так, — сестра с горечью вздохнула, — ненадовго. Вже 22 лютого захопили Павлоград знову. Зруйнували його фріци... Одні руїни залишилися ⁵.
Прасковья закрыла глаза и с тяжестью вздохнула, перебив сестру.
— Какое сегодня число?
— Сьогодні 28 лютого.
— 28 февраля, — с горечью повторила Паша. — А как ты тут оказалась?
Ольга рассказала, что, когда тюрьмы освободили наши, она еле живая пришла домой и увидела соседку Тоньку, которая кормила Ниночку. А под утро, когда всё стихло, заехал какой-то солдат со шрамом на подбородке, велел им сесть в коляску мотоцикла, накрыв брезентом. Затем он привёз их с Ниночкой в землянку, где лежала раненая сестра без сознания.
«Со шрамом на подбородке. Витька Верещак. Вот чертяка, жив», — пробормотала Пашка про себя и унеслась мыслями к Трибергу: «А этот... где он сейчас? Неужели убили из-за меня? Там же у леса или, быть может, потом?» Про Триберга она больше никогда ничего не слышала, но эта мысль терзала её всю жизнь. Вопрос Ольги вернул сестру в реальность.
— Ти його знаєш ⁶? — с настороженностью спросила Ольга.
— Кого? — вдруг встрепенулась сестра.
— Солдата зі шрамом⁷.
— Нет, не знаю, — уверенно ответила Прасковья и закрыла глаза.
Ольга как-то неловко и тревожно вдруг спросила:
— Пашенька, сестричко, скажи ти мені правду, за що вони з нами так⁸?
Но Прасковья вздохнула и, наклонившись, прошептала на ухо сестре:
— Молчи! И никогда не спрашивай меня о случившемся. Слышишь, никогда!
Прасковья закрыла лицо руками, пытаясь подавить предательские слёзы, но было видно, как грудь и плечи содрогаются со страшной силой от рыдания и боли. С тех пор сёстры больше не говорили о случившемся, но злые языки в городе не умолкали. Ольга многое слышала, но не смела уточнить у сестры, что из этого правда, а что — ложь. В тайне от сестры она потом рассказывала повзрослевшей Ниночке о трагичной истории брата и обо всех ведомых ей сплетнях.
Дверь заскрипела, в комнату вошёл пожилой седовласый врач. Он осмотрел Прасковью, сделал перевязку и заключил:
— Вы прекрасно идёте на поправку, Прасковья Яковлевна. Пулю мы достали. Рана заживает хорошо. Выпейте сейчас вот этот порошок. Если опять поднимется температура, зовите меня.
---
1 «В безопасности. Мы в землянке, сестричка. Тебя подобрали партизаны».
2 "Пашенька, милая, я так боялась за тебя"
3 «Это грандиозное восстание войдёт в историю, Пашка!»
4 «Пашенька, лежи, ты ещё слаба».
5 «Да, но ненадолго. Уже 22 февраля захватили Павлоград снова. Разрушили его фрицы… Одни руины остались».
6 «Ты его знаешь?»
7 «Солдата со шрамом».
8 «Пашенька, сестричка, скажи ты мне всю правду, за что они с нами так?»
---
Фото из интернета: Восстание Павлограда. Февраль 1943г
