Моя крохотная аскеза

Своей совершенною тканью

Укрывшись, решил я как будто,

Что лучше уж буду аскетом,

Чем голос развяжет мне руки.

 

Стерпев пораженье в испуге,

Мгновенно иссохлись минуты.

Уж лучше я буду аскетом,

Чем снова, чем снова, и снова, и снова, и снова опустятся руки.

 

Аскет гедониста не судит.

 

Сгребая в бездонную яму свободу,

Мечтая забыть столь навязчивый сон,

Нетронутый Господом светлый ребёнок

Марает невинность о грязный бетон.

 

«Я больше не буду! Я буду послушным!

Пожалуйста, просто останься со мной!»

И крохотный возглас оглохшего солнца

Разбился о ложь платонических волн.

 

Сшив вместе ладони, он встал на колени,

Все щёки себе искусал изнутри,

И, на пол холодный взирая смиренно,

Бездыханно начал твердить,

 

Бездыханно начал молить.

 

Забывши завядшие стебли,

Поклялся, промолвив: «Я лучше

Навеки останусь аскетом,

Чем кто-то ещё то же, что ты почувствует.

 

Обмотав сердце бичёвкой,

Собрав свои слёзы, подумал,

Что лучше бы я был аскетом,

Чем миру показан был глянец привычно-невиданной смерти триумфа.

 

Я б вместо тебя не проснулся».

 

И он, раскаляясь об общества пекло,

Надеясь увидеть исчезнувший сон,

В набросках из памяти рыская бегло,

Звездой обращается, как Фаэтон.

 

Ведомый инстинктами, грёз занавесу

За язычок, завязь раскрыв, потянул,

И, на три свои умножая диезы,

Готовясь важнейшее вспомнить, сглотнул.

 

В замочную скважину ключ он вставляет,

Тем самым вскрывая останки цветка.

И вот, наконец отворён ящик дальний. Померкли глаза.

 

«И вот наконец отворён ящик дальний. И это конец для меня.

 

Уж лучше я буду аскетом.

Уж лучше аскета не будет.

Я больше не буду аскетом.

Аскета Господь позабудет.

Уж лучше нетронутый им же

Предстанет как сборник этюдов,

Отдав своё имя во имя

Забвения и без того смутных иллюзий.

 

Я буду скромнее. Я буду молчать.

Пожалуйста, прости меня.»