Ночь

Межзвездный кабальеро

кружит в полночном танце,

и, искры высекая, стучит его сапог.

Сквозь молоко, пролитое,

десант в армейских ранцах

идет, не разбирая космических дорог.

 

С повесткой одинаковой

стожары собираются:

мерцать везде до самой

до утренней зари.

Беззубая старушка

перед иконой кается

за что-то очень давнее

и глубоко внутри.

 

Лежит, раскинув руки,

любовник загулявший,

то ли с кинжалом в сердце,

то ли счастливый спит.

Солдат, уже записанный

как без вести пропавший,

на дом своих родителей

через забор глядит.

 

На берег ялик маленький

с волной запрыгнул резвою.

Сидят контрабандисты и ждут условный знак.

Лихие они люди —

всю жизнь бегут по лезвию.

Но где-то еще прячется кровавый вурдалак.

 

Чукотка и Камчатка

Аляске шлют приветы.

А в теплой Танганьике

огромный крокодил

не понимает разницы

между зимой и летом,

и мертвым притворяется,

улегшись брюхом в ил.

 

Лягушки ошалели

от жгучего желания —

кричат, кругами плавают

в надежде на союз.

Необъяснимо радостно

от светлячков мелькания.

В Чикаго, в баре шумном

играет старый блюз.

 

И всё одновременно,

и все в одном движении —

контрабандисты с бабушкой,

лягушки и солдат.

И даже экзотичные

чилийские растения.

И дети — они видят всё,

хотя и крепко спят.