Кардиохирурги

Вот так и ты – всю жизнь на турнике

висишь безвольно, как мешок с картошкой...

 

А где-то жизнь играет на гармошке,

прохожим строит глазки манекен,

в витрины бьёт полуденное солнце,

следы губной помады на стекле

снимает дождь, прикинувшись Ш. Холмсом,

Иваны одурманивают Лен,

в сердца туманный бредень запуская...

 

А я, такая грустненькая зая,

вишу на перекладине и знаю,

/Т девять заменила на не знаю/

что кокон мой, как полиэтилен,

не пропускает воздуха и света,

но так привычней, правда ведь? А вдруг

из Колорадо высадится жук

десантом полосатым и усатым,

и мой мешок, согласно сопромату,

не выдержит, разъедется по швам...

 

А там...

 

Ой, лучше мне не знать, что там.

У каждого в мешке подобный хлам,

и если в этом хламе покопаться

и мусорке прожорливой скормить…

 

Процентов двести – сколько операций

благополучно можно отменить.

 

У кардиохирургов будет праздник,

впоследствии грозящий нищетой,

но мы поможем. Словом, или мазью.

Возьмём их на поруки, на баланс,

переквалифицируем в стилистов,

в исследователей сурковых свистов,

в переворачивателей пингвинов,

да, Боже, разве мало важных дел?

И разве в закромах иссякла глина?

 

А я уже, похоже, отвисел

за всех – себя, Афоню, Вольдемара,

за тех парней…

 

Пора мне под удары

жуков, сурков, пингвинов,

 

и дождей

обильных, проливных, и благодатных.

Деви́цу-дождевицу поприятней

найду себе, присвистну на коня,

и не удержат семеро меня.

 

Скачи, скачи по клеверам и мятам,

неси нас в неизвестность, в благодать,

и дай нам Бог в стогах, луной примятых,

не кардиохирургов зачинать.