Reflexio

Во мне непрерывно сражаются двое,
Один подонок, другой негодяй.
Кого-то из них унесут с поля боя,
А тот кто останется, тот будет – я.
В какую такую бездонную лужу
Меня заведут мои поводыри?
Их очень легко уничтожить снаружи
И невозможно убить изнутри.
Меня допекли их дела и пороки,
Что, собственно, пофиг сдаваться кому,
Толпятся во мне негодяи, подонки,
А мне очень нужно побыть одному.
 
А. Козловский
Я, видит Бог, не этого хотел,
но у него и без моих стенаний
чертовски много неотложных дел,
и он меня выслушивать не станет.
 
Я скифом был и иудеем был,
я ведьм сжигал и вешал гугенотов,
я "моцартов" травил, душил "друзилл"...
Во мне на это откликалось что-то
и вновь вело огнем или мечом,
и прорастало Голиафом злобным,
клялось, что совершенно ни при чëм,
ведь это так приятно и удобно –
не признавать в себе ни грамма тьмы
и гнать взашей осточертевших бесов,
и мысли от рефлексии отмыть,
которая ни голоса, ни веса
не стоит, не имеет, не дает...
История процессом и прогрессом
уже не рулит и не ловит мух...
Ты выбираешь – ничего из двух,
поскольку ни одно не интересно.
 
К расстрельной стенке двадцать первый век
меня за крылья рваные пришпилил,
и ангелы рекут высоким штилем
о том, что я ужасный человек.
И взвешивают что-то на весах,
трясут хитонами и смотрят хмуро...
Пророчествуют дураки и дуры,
снимая дивиденды на местах.