Легенды магнитологии. Начало

1

 

В наше время магнитология – это больше не часть занимательной физики, которая популярна только среди подростков, страдающих приступами свойственного их возрасту умничанья. Нет, это признанная наука, солидная и респектабельная!

Потому что прежде всего она обращена к человеку, к его насущным потребностям.

Лицензированные специалисты с проницательными глазами. Авторитеты в белоснежных халатах, благоукрашенные как бы по современной моде, но не толстенными золотыми цепями с варварскими висюльками, а элегантными и загадочными магнитоскопами. Звёздные сумерки коридоров, зеркала и мрамор приёмных, приглушённые нью-эйджевые мелодии в кабинетах с кожаными диванами. Сорок минут диагностики (или даже меньше!) – и здесь точно определят Вашу магнитную уникальность, расскажут, через какие чакры и плексусы протекают Ваши магнитные токи, и приведут магнитные полюса Вашей личности в гармоническое согласие с утверждёнными на нашей планете.

Здоровье прежде всего.

Тем не менее, кроме борьбы с человеческими болячками, есть ещё области, где магнитологи могут гордиться своими победами.

Взять, к примеру, магнитные бури, мириады магнитных частиц, которые сыплются нам на головы из безобразных, систематически выступающих пятен на Солнце. Не хочу говорить всуе о причиняемых ими расстройствах, дисфункциях, порчах, увечьях – это дело приватное. Лучше подумайте, сколько вреда ещё в прошлом веке наносили они мировому хозяйству. Пропадала радиосвязь, вспыхивали телевизоры, сходили поезда с рельсов. Но сегодня мы создали линию обороны. Сегодня запущены орбитальные спутники с магнитными отражателями. Когда вредоносная буря несётся к Земле, спутниковые магниты начинают прокручиваться на подшипниковых опорах. Медленно, но уверенно они нацеливаются на солнечное цунами своими мощнейшими одноименно заряженными полюсами. А дальше в игру вступают классические законы магнитологии. Прощай, притяжение! Здравствуй, отталкивание! Космическая угроза рассеивается в пространстве.

Как завещал поэт:

 

Будет буря; мы поспорим,

И поборемся мы с ней.

 

Разумеется, в объективной реальности (я имею в виду физическую Вселенную, а не какие-то виртуальные расширения чьих бы то ни было измышлений) у магнитологов остаются кое-какие проблемы. Например, изыскатели монополей (всё равно, как изыскатели вимпов) обосновывают существование предмета своих исследований лишь недоказанностью отсутствия такового. Но не судите их строго. Проблемы связаны не с безрассудством учёных, а с тем, что предмет исследований, так сказать, не вполне реален. Всё бывает! Один привередливый нобелевский лауреат поставил под вопрос даже плодотворность Большого взрыва, отозвавшись об этом краеугольном событии как о банальном Большом пшике.

Таково современное положение дел.

Впрочем, нам нет резона разбирать новейшие достижения – их и без нас есть кому разбирать. Задача данного текста – определиться с магнитологией в историческом ракурсе. Разберём первые, ключевые контакты людей с магнитами, поглядим на закладку фундаментальных принципов. В свете обилия монографий по восточной магнитологии, сосредоточимся на истории её западной ветви. Здесь историки многое упустили.

Однако всё по порядку.

Первые сведения о магнитах можно найти в "документах" эпохи, отстоящей от наших дней на три с половиной тысячелетия. Я, кстати, не зря написал "документы" в кавычках. Я имею в виду эпоху, когда первобытные блогеры, для того чтоб запостить какие-нибудь идеи, не щекотали свои смартфоны игривыми пальчиками, а неуклюже водили клинышками по табличкам из глины. А точнее, я имею в виду минойскую эру, когда древние укры разговаривали ещё не на мове, а по-минойски. А также они пытались наладить оседлую жизнь на суровом и пасмурном в ту геологическую годину острове Крит. Не всякому племени было под силу выжить на этом острове, испещрённом скалистыми горными гребнями и глубокими трещинами, оставшимися на глади равнин после землетрясений и выбросов вулканической лавы. Только укры-минойцы могли обжить это место.

Все они были героями. Но даже среди героев выделялся пастух Сидерис, пасший подопечных овец на самых малодоступных высокогорных пастбищах, не страшившийся самых крутых горных склонов. Однажды он выгнал отару на склоны священной горы Идо, где никто не бывал раньше. Поднявшись метров на сто, Сидерис вдруг обнаружил, что к его сандалиям стали прилипать какие-то камни чёрного цвета. Сегодня любой первоклассник, окажись он на месте Сидериса, сразу бы догадался, что к обуви прилипают магниты, потому что сандалии пастуха были подкованы "металлом, упавшим с неба", как тогда называли метеоритное железо. Но это был первый казус с магнитами в истории человечества. Пастух не мог заподозрить о связи камней с подковками. Не имел оснований. Всё, что пришло ему в голову, – это обратиться к божественной покровительнице горы Идо, принести ей в жертву пару овец.

А в том, что у этой горы есть покровительница, пастух нисколько не сомневался, потому что гора имела название. В ту эпоху название места совпадало обычно с именем нимфы, там обитавшей. Есть название – значит, "шерше ля фам", то есть, если перевести с современного на минойский, ищите нимфу.

Хотя тут следует кое-что уточнить. Если вы допустили, что Идо была рядовой нимфой, то вы ошиблись. Она была дочкой Гекаты, богини лунной печали, замогильного мрака и некромантии, а её отцом стал величайший маг античного мира, имя которого до сих пор непублично. До сих пор засекречена информация о его деяниях, мне позволено сообщить лишь о факте его отцовства. Хотя не будем во всём обвинять цензуру. В том, что Гекате пришлось отказать своей дочери в удовольствиях и преимуществах жизни в родной преисподней, виноваты другие силы. Зевс с Посейдоном не позволяли богиням заводить детишек от смертных. Аид, подземный владыка, тоже был против. Богам-мужикам – пожалуйста! Но не богиням. Никакого матриархата.

Гекате пришлось утаить от других богов рождение дочки и отправить новорожденную подальше от подземного царства, повыше в высокогорья, которых, спасибо Крону и Гее, было не счесть в Элладе. Там девочку взяли на воспитание ореады – горные нимфы. Когда подопечная подросла, ореады отдали ей гору на Крите, которую Идо тотчас нарекла собственным именем. Гора оказалась с приятным бонусом – залежами магнитной руды. Свойства этой руды казались опасными ореадам, но Идо была божеством из подземного племени, для неё геологические феномены не представляли угрозы.

Убивая время с божественным простодушием, Идо составляла сады из магнитных камней. Здесь кто-то может засомневаться: так ли на самом деле? Кто-то вспомнит, что эти сады камней в Европу пришли из Японии. Но это в нашу Европу. В самой Японии такие сады появились менее семисот лет назад. Забудьте Японию! Мы сейчас говорим об укро-минойской эпохе, да ещё о такой садовнице – единственной в своём роде. Да и камни у неё не японские: чтобы возиться с ними, нужно не только иметь эстетический вкус, но и уметь вычислять моменты притяжения и отталкивания.

Созерцая исполненные гармонии и покоя многосложные композиции, Идо захотела однажды подарить эти камни людям. Она считала себя ничем не хуже олимпийских богов, а разве не каждый из олимпийцев, чтобы заслужить своё место на самой престижной в мире горе – Олимпе, должен был подарить людям хоть что-то? Если ты бог, значит, должен помогать людям. Но и люди, как рассудила Идо, должны помогать божеству в благих начинаниях. Бывало, вознёсшись на самый верх своего обиталища, она разглядывала окрестные поселения, прикидывая кого из жителей следует в первую очередь привлечь к раскрутке магнитов. В конце концов разобралась с подходящими кандидатами. Дело, правда, несколько тормозилось из-за того, что укры не думали подниматься на склоны её горы, а сама богиня не собиралась спускаться в долину, таща на себе мешок с камнями.

Но сегодня другое дело! Вот он, первый её прозелит, преклонивший пред ней колени, подготовивший всё для заклания жертвы! Какой сюрприз! Какое правильное решение с его стороны!

Насладившись дымом жертвенного костра, Идо слегка расслабилась, поэтому рассудила проявить к гостю максимум деликатности. Она погрузила Сидериса в сон и, проскользнув в сновидение, нашептала, как поступить с камнями.

Пастух сложил несколько штук в торбу, а когда вернулся в родное селение, подарил их Магнису, своему соседу. Среди суровых тружеников-селян этот Магнис считался ханыгой и раздолбаем. Скверная репутация, но именно Магниса высмотрела богиня с вершины горы! Именно такой человек, по мнению Идо, идеально подходил для первоначальной работы с магнитами. Кстати, Сидерис впоследствии хвастался, что сделал подарок Магнису не просто так, а с намёком, типа: "Магнис, ты – прилипала, такой же, как эти камни". Судя по дальнейшим событиям, Магнис понял намёк. Но он понял и то, что камни липнут не ко всему на свете, а конкретно к предметам, изготовленным из небесного металла.

Это открытие полностью изменило его судьбу. Магнис перестал злоупотреблять винопитием и нашёл себе заработное дело, перебравшись в столицу Крита – Кносс. Там он открыл палатку на ярмарке, нанял талантливого зазывалу и стал демонстрировать приходящей публике прикольные опыты с непримечательными на первый взгляд кусками породы. Вот откуда пошла молва. Магнит назвали в честь Магниса, а железо, которое вскоре научились распознавать не только в метеоритах, – в честь Сидериса. Позже, когда укры покинули Крит и переселились в места, где живут и поныне, Сидериса переименовали в Зализиса.

К сожаленью, публичные опыты Магниса выставили не в лучшем виде обнаруженный магнетизм и перспективы науки, проклюнувшейся на его почве. А как ещё оценить репутацию, которую получили магниты на кносской ярмарке? Будучи вывезены в материковую Грецию, прикольные камни не распрощались с покровами балаганных палаток, а наоборот, как сказал бы любой современный культурный блогер, набирали рейтинги только в качестве принадлежностей древнегреческой "индустрии развлечений". Они привлекали внимание праздных гуляк, зевак, всякого рода весельчаков, шутников и даже мошенников, но никак не учёных.

Платон с Аристотелем не усмотрели в магнитах никакого философского смысла.

Как итог, в наступившем Средневековье магниты по-прежнему были в загоне, серьёзные люди ими пренебрегали, отдавая совсем ещё юную, желторотую и неискушённую магнитологию на откуп бездумному эскапизму и базарному пустозвонству (как сказали бы московиты, пустому базару). В спорах с немногими энтузиастами схоласты муссировали тот факт, что величайший в истории изобретатель, инженер и строитель Дедал, спроектировавший на Крите циклопический Лабиринт для содержания Минотавра, побывал однажды в магнисовской палатке – постоял, поглядел, но никак не прокомментировал представление. Делались нелицеприятные для магнитологов выводы: "Он (Дедал) мог бы использовать магнитные камни, но не использовал. А значит, и нам не велел".

Богиня Идо оценивала затруднения человечества в постижении тайн магнетизма как очень грустную ситуацию. Но она не пыталась искусственно раздувать интерес к магнитам. Богиня была бессмертна, поэтому отличалась терпением, знала: всему своё время. К тому же климат на Кипре, да и во всём регионе, после ухода укров переменился к лучшему. Птицы начали заносить на остров семена экзотических, очень красивых растений. Сами птицы стали красивей. Так что возможности приятного времяпрепровождения для Идо умножились. Она занималась ландшафтным дизайном, дорожа своим одиночеством и отпугивая захвативших остров ахейцев неестественной красотой склонов своей горы.

Хотя, в принципе, ручеёк магнитологических вдохновений никогда не пересыхал. Время от времени предпринимались попытки применения магнитных камней не только в зрелищных целях.

Одна из таких попыток связана с развитием артиллерии.

Как известно, в середине средних веков европейские феодалы начали строить в своих феодах хорошо укреплённые замки. Воздвигнув твердыню, каждый вассал заявлял о своей суверенности и начинал отвоёвывать земли у ближайших соседей, а то и у сюзерена. Получалось, что жизнь феодала практически целиком проходила в осадах чьих-нибудь замков и в обороне собственного.

Когда были выкованы первые бомбарды, стрелявшие железными ядрами, многие феодалы стали прокладывать вокруг своих крепостей дорожки, густо усеянные зацементированными в поверхность магнитными ломотками. Кто-то пообещал феодалам, что, когда вражеские войска поведут осаду, ядра, притянутые силами магнетизма, не достигнут крепостных стен, будут сбиваться с курса и сыпаться на дорожку. Зря, конечно, они поверили; ядра все до единого переносились через магнитное поле, хотя возможно – чуть-чуть замедляли скорость.

Увы! С ядрами просчитались. Но даже без удержания ядер дорожки оказали влияние на феодальные войны. Среди рыцарей (к коим себя причисляли боевики той эпохи) считалось модным сражаться в железных латах, а дорожки прекрасно притягивали и латы, и сопутствующие доспехи. Даже лошади не спасали. Конники соскальзывали с коней, пробуя перепрыгнуть через магниты. Во время атак железные латники прилипали к дорожкам, а в перерывах между атаками, пока осаждающие собирались с силами, вываливалась из ворот замка челядь со специальной конструкцией – каменным вальцом на длинной оси. Упёршись в окончанья оси, выступавшие за бордюры, челядь толкала валец и, двигаясь с этим примитивным катком вокруг замка, трамбовала и плющила распластанных на магнитных ломотках рыцарей. Потом полагалось зачищать магнитное поле вилами и лопатами.

Это была беспроигрышная тактика, но она продержалась недолго – мода на латы скоро закончилась. Дорожки были разобраны, а других применений в военном деле магнитам не подыскали.

 

2

 

Однако хватит с военным делом, не будем морочить друг другу головы, будто что-то в нём понимаем! Да и что нам нянчиться с бронированными вояками? Лучше вспомним про землепроходцев и мореплавателей – вот без них бы магнитология точно не состоялась. Их проблемы привели к появлению в первоначальном инструментарии магнитологов важнейшего инструмента.

Вы уже догадались: я говорю о компасе – экстравагантном приборе, известном как лучший друг путешественника.

Он появился в Европе в эпоху треченто – раннего Возрождения, презентация состоялась в Неаполе в 1302-ом году. Дата, конечно, особо не впечатляет, ведь некоторые из именитых народов Востока освоили этот прибор много раньше; для сравнения, китайцы используют компас уже более четырёх тысяч лет. Однако всему есть причины. Не забывайте про несерьёзное отношение к магнетизму, сложившееся на Западе после экспериментов Магниса. К тому же народы Востока скрывали свои достижения от греков и римлян.

Когда пришла пора Возрождения, великие итальянские гуманисты, ненароком качнувшись в сторону магнетизма, горбатились как рабы, изучая архивы античности: перелистали тонны папирусной писанины, размотали (и снова смотали) километры пергаментных свитков. Но не нашли о магнитах ничего годного. Здесь возрождать было нечего. Возрождатели отступили, разочарованно проскрипев зубами, а чтоб было хоть что-то, презентовали китайский компас.

Китайцы – это, конечно, те ещё фантазёры, дизайн пришлось переделывать, убирать лишние навороты, но вы же знаете гуманистов! В конце концов сотворили такую цацку, что сами залюбовались. А в такой ситуации, безусловно, на рекламе не экономят. Листовки с анонсами и эскизами разлетались как птицы, и, поверьте, многие прочитавшие были заинтригованы. Интерес проявили даже самонадеянные специалисты – географы-первооткрыватели. Их было много в ту пору, всех не упомнишь, да и, признаюсь, нет особой причины всех вспоминать... Тем не менее, Клио требует от меня разъяснить, как новодельный компас изменил жизнь Марко Поло, самого, может быть, выдающегося путешественника той эпохи.

Что ж, Марко Поло – так Марко Поло.

Как известно, венецианец Марко надиктовал свои очерки о встречах с китайцами и сопредельными племенами, находясь в генуэзской тюрьме. Однако не делайте строгих лиц! Он вовсе не отбывал срок за какие-то преступления, просто томился в неволе, потому что попал в плен во время морского сражения, когда вместе со всеми венецианцами защищал принадлежавший республике остров Корчулу. Нужно, думаю, уточнить, что воевать он пошёл добровольно. Марко родился в богатой семье купцов, но он не был алчным, – наоборот, был большим патриотом Венеции, поэтому, когда наступил день решительной битвы, он бросил в горнило сражения весь флот семьи Поло, и сам – невзирая на то, что Луна находилась в фазе "дурного глаза", – повёл корабли на врага. Увы, Фортуна изменчива. Результат – корабли потоплены, а сам оказался в плену.

На мой взгляд, обстоятельства его плена имеют большое значение. Сегодня в научных кругах стало модным упрекать Марко Поло в недостоверности фактов, изложенных в его книге. Почему-то "критики" забывают, что все мемуары первопроходца по сути являются показаниями беззащитного пленника, выбитыми у бедняги не самыми человечными способами. Марко не мог соврать – уж об этом агенты генуэзской охранки побеспокоились.

Доведя неудачливого флотоводца почти до полного истощения, ненасытные генуэзцы собрали всё, что смогли наскрести в его памяти, в заправский кадастр, то есть фолиант, который назвали "Книгой чудес света", и без промедления обратились в возникшую благодаря новым веяниям гильдию ксилографов – для издания инкунабул коммерческим тиражом. Деловары не прогадали, книга принесла прибыль, которая оказалась тем больше, что автор бестселлера не получил ни флорина. Представьте, не поделились!

Слава Богу, не в деньгах счастье. Марко проявил себя настоящим писателем, его возмутило, в первую очередь, не отсутствие гонорара и авторских отчислений, а глумление генуэзских цензоров над его прозой. Цензура была не так политической, как бизнесменской. Вымарали, в частности, всё, что касалось китайского компаса. Генуэзские махинаторы сами хотели создать аналог жёлтоморского ноу-хау и в дальнейшем использовать технологию монопольно.

Прижимаясь к прутьям окна темницы, Марко вожделел мести, представлял, что за скандал он устроит цензорам после выхода на свободу.

Сидел он года четыре. Столько времени семья Поло, нешуточно обедневшая после гибели кораблей, искала деньги на выкуп своего Марко. Но как только деньги нашлись, события сразу ускорились. В Геную, чтобы выкупить пленника, его братья и прочие родственники прибыли на двухмачтовом нефе с гордым названьем "Стремительный" – единственном судне, оставшемся в семейном хозяйстве после битвы при Корчуле. Марко ещё не знал, что его братья во время сражения припрятали этот корабль в резерве. "Стремительный" притаился в одной из корчульских бухт, стоял в засаде, но враг в этом месте так и не появился. Как оказалось, оно и к лучшему. Корабль был по-прежнему крутобок, гармоничен в контурах, отличался внушительным водоизмещением и сохранял ту уверенную плавучесть, которая в своё время так поразила воображение антиподов в китайской зоне.

Итак, братская встреча: объятия, обмен впечатлениями. Я опущу вопросы типа "кто сейчас правит Сицилией", соответствующие ответы. Да и вообще, жизнь тогда двигалась неторопливо, новостей было мало. Но одна новость как наповал сразила бывшего арестанта – новость о предстоящем показе новейшего навигационного суперприбора. Всего несколько дней оставалось до уникального научного шоу в Неаполе, обещанного великими гуманистами. Марко сперва подумал, что братья его разыгрывают. Однако прошёлся по улицам, потолкался на рынках, заглянул в пару харчевен – всё подтвердилось, многие уже подготовились к духовному взлёту на новый уровень.

Думаете, он бы смог удержаться, чтоб не рвануть в Неаполь? Особенно в ситуации, когда у него появился корабль?

А как он соскучился по белым барашкам волн! К тому же морем из Генуи до Неаполя ближе, чем из Венеции, не нужно огибать закорючины Апеннинского сапога!

Так что успел к началу.

Пьяцца-дель-Плебисцита, где проходило мероприятие, в те годы ещё не была заставлена памятниками архитектуры. Грандиозная площадь начиналась чуть ли не в центре Неаполя и простиралась до самого берега, открывая потрясающий вид на воды залива. Она без проблем принимала всех жителей города, которые, тем не менее, явились на презентацию далеко не в полном составе. Может быть, испугались погоды – небо было затянуто облаками? Не знаю... Но те, человек сто или двести, что всё же явились, проявляли искреннюю заинтересованность. Кроме пары-тройки заезжих викингов в национальных рогатых шлемах, нарочито молчавших и корчивших свирепые рожи, остальные были фанатиками науки, безнадёжными умниками. Некоторые из них предвкушали скачок познания, шептались, делясь опасениями, связанными с явлением Истины, другие были возбуждены по-хорошему, подпрыгивали и воплями обожания приветствовали звёзд праздника – великих гуманистов.

Этих явилось четверо. Стояли рядком на ограждённой перильцами крыше высокой (метров трёх) башни, возведённой из толстых морёных досок на дальнем от моря краю Пьяццы-дель-Плебисцита. С точки зрения геометрии, башня представляла собой усечённую пирамиду – с рёбрами, наклоненными под минимальным углом. Но зрители были малосведущи в геометрии – им трибуна больше напоминала командный мостик флагманского корабля во время морского парада.

А ещё они походили на кардиналов, глядящих с хор на торжественное богослужение, проводимое самим папой.

Тем более, что на гениях были мантии, напоминавшие кардинальские, хотя не алые, а сиреневые с коричневыми. Были, конечно, и другие отличия от папских подручных. Никаких, к примеру, благословлений или ответных улыбок. Молчали, пялясь в толпу немигающими глазами. Почти что не шевелились, даже казалось, что жестковатый утренний бриз не касался их одеяний. Возрождатели, одним словом.

Протиснувшись сквозь толпу, Марко обнаружил перед трибуной небольшую площадку, огороженную канатами. В центре площадки со скучающим видом переминался с ноги на ногу капитан Флавио Джойя, с которым когда-то Марко водил знакомство. Они покивали друг другу. К животу капитана скромно примыкал столик на одной ножке, изящный и лакированный, со столешницей размером в обхват. То, что покоилось на столешнице, было прикрыто тканью.

Но вот на трибуне возникло движение. Гуманист в центре шеренги поднёс к губам рупор – изобретение, которое по каким-то причинам возрождатели положили себе в загашник и не спешили внедрять в обиход. Проскрипело покашливание, а потом зазвучал основоположный доклад. Внятно, громко и гулко. Вслушавшись, Марко понял, что для него нет в докладе ничего интересного, он и так в теме. Зря ли он побывал в Китае? Зря ли жрецы науки при дворе хана Хубилая прожужжали ему все уши теориями о магнетизме? Поэтому слушал не слишком внимательно, ждал, когда говорильня закончится и со столика будет сорвана ткань.

Долго ли коротко, оратор опустил рупор, подал знак капитану Флавио Джойе.

Свершилось!

Новинка предстала перед общественностью как плоская, круглая, почти умещавшаяся в ладонях коробочка с неостеклённым на тот момент верхом. Коробочку, сделанную из меди и поэтому наречённую котелком, гуманисты заполнили благовонной жидкостью, а внутри, вдоль краёв, закрепили диск с начерченными на нём румбами. В центр поместили магнитную стрелку на поплавке, опиравшемся на тонкую шпильку. В какую бы сторону демонстратор ни поворачивал котелок, стрелка тут же вращалась в другую сторону, сохраняя заложенную направленность вдоль магнитного меридиана. Всякому, кто посмотрит, понятно, куда идти.

Нужно, конечно, отметить, что людям четырнадцатого века описанная конструкция не могла представляться такой же простой, какой она кажется нам, современникам двадцать первого. Этот прибор был сложнее, чем лаг, не говоря уже про кренометр, с которым даже зачуханный юнга мог управиться с первого раза. Но, как ни странно, замысловатость лишь добавляла харизмы изобретению. Все, кто следил за стрелкой, немедленно очаровывались.

Сжимая компасный котелок в вытянутых руках, Флавио Джойя медленно двигался вдоль канатов, то и дело приостанавливаясь и поворачиваясь то влево, то вправо, неутомимо выдавал на-гора возможности компаса. Попутно развлекал публику моряцкими прибаутками. А великий географ как будто попал под гипноз. Он продвигался за капитаном, неотрывно следил за стрелкой, но мысли у него путались, он был как во сне. Вероятно, он в тот момент ощутил всю масштабность грядущих побед человечества над силами хаоса, которые будут одержаны с помощью нового оборудования.

Тем временем наступил полдень. Солнце проклюнулось в облачном небе, и медь котелка вспыхнула ярче, чем золото. Это был знак. Вспышка откликнулась в голове Марко, он как будто проснулся. Проскользнул сквозь канаты, выбежал на середину площадки и пал на колени лицом к трибуне.

– Господа великие гуманисты! – возопил Марко, умоляюще подняв руки. – Просите любые деньги, но продайте мне этот компас! Кто, как не я, Марко Поло, смог бы использовать ваше изделие наилучшим образом?

Возрождатели переглянулись, перебросились репликами. Потом один передал рупор другому, и тот сказал:

– Спасибо, Марко, что посетил нашу презентацию. Мы знаем, кто ты такой, мы прочли твою книгу. Хорошая книга. Поэтому мы не возьмём с тебя денег. Мы дарим тебе этот скромный образчик нашего творчества. – Гуманист направил рупор на Флавио Джойю. – А тебе довольно паясничать, передай компас великому путешественнику!

Капитан скорчил кислую мину – ему не понравилась оценка его конферанса, тем не менее передал экспонат, как приказали.

– Эй, географ! – гуманист снова направил на Марко свой рупор. – Тебе ведомо, что на судне этот прибор нужно сразу поместить в карданов подвес?

– Я догадался! – горделиво выкрикнул Марко. – В тюрьме я прочёл "Пневматику" с вашими пояснениями!

Гуманисты переглянулись с довольным видом. Они столько сил потратили на пропаганду законов технического хитроумия, изложенных в этой "Пневматике", книге Филона Византийского!

Прижимая подарок к груди, Марко направил свои стопы в порт, к причалу, где пришвартовался "Стремительный". Он шагал быстро, но осторожно, чтобы не выплеснуть из котелка ни капельки благовонной жидкости. А как только поднялся на борт, то прошёл на кормовой мостик, где рядом с румпелем находился тот самый карданов подвес, предохранявший от качки то, что нельзя раскачивать. В нём Марко сразу после освобождения из застенков закрепил чашу с вином.

Дело в том, что капитан Марко любил подменять кормщика, однако рулить "Стремительным" – это нелёгкий труд. Поэтому он установил возле рулевого устройства небольшую Г-образную мачту, с чьей перекладины в обрамлении пресловутых "карданчиков" (шарнирчиков) свешивалась, как люлька с младенцем, заветная чаша. Вино придавало сил, чтобы справиться с малоповоротливым румпелем. Возрождатели много раз обещали улучшить жизнь мореходов, создать что-нибудь вроде ходкого штурвального колеса, но до сих пор лучшее, что они сконструировали, – это был безобразный двухплечевой рычаг, так называемый поперечный румпель.

Без вина несподручно, конечно, но Марко не испытывал сожалений. Заменив чашу на компас, он отдал приказ отчаливать. Держать курс в открытое море. Больше не предпринимал ничего, пока берег не исчез с горизонта. К тому времени западный край неба потемнел и налился багрянцем, но зато на душе стало прозрачно и ясно, и мореход понял, что больше нельзя откладывать разговор с мудрецом Чао.

Сразу уточним, что разговор предстоял не с самим мудрецом, а с его деревянной скульптурой, которую географ-купец, обретаясь в Китае, приобрёл на шанхайском рынке. Просто Марко любил разговаривать с ней, как с живым человеком. (Такое случается между людьми и скульптурами.) Статуя Чао стояла справа от румпеля, подчёркивая таким образом гармонию симметрии в дизайне мостика, поскольку мачта с подвесом для чаши стояла слева. Разумеется, главное было не в симметрии, а в том, что статуя представляла собой полноценный китайский компас. Правая рука Чао была протянута к горизонту (параллельно морскому зеркалу) и всегда, независимо от маневров судна, наката волн и порывов ветра, указывала строго на юг. (Почему не на север, спросите? Не знаю, честное слово!)

Кстати, стоял Чао на небольшом постаменте, который, как положено постаментам для компаса, был не простым, а кардановым.

Китайцы – они и есть китайцы! С древних времён они делали свои компасы в виде статуй. Начало положил сам мудрец Чао, изобретатель этого замечательного прибора. Он высек свой первый компас из благородного сандалового ствола, и эта первая компа-статуя прославилась как изваянье не абы кого, а супруги Чао, которая, по общему мнению, была самой мудрой и самой красивой женщиной в эпоху династии Ся. Чао, благодаря этой статуе, считался в Китае, да и во всём обозримом подлунном мире, самым успешным и креативным пропагандистом нравственных, семейных, а возможно, и эротических ценностей.

Впоследствии китайские магнитологи отказались высекать статуи в виде женщин, поскольку в каждом столетии стандарты красоты изменялись, супруга великого мудреца больше не соответствовала ожиданиям общества, а мастера не могли отыскать консенсус, с кого ещё высекать. Решили копировать статую самого Чао, которую кто-то высек ещё при жизни изобретателя.

– Чао... – начал Марко, приобняв мудреца за плечи. Ему хотелось сказать многое. Но он не мог вспомнить, что именно. Мысли вдруг разбежались, на глаза набежали слёзы, он понял, что слово, слетевшее с его уст, больше не означало древнего китайского имени, оно целиком пропиталось смыслом расхожего венецианского жаргонизма, теперь оно означало "здравствуй", или "прощай", в зависимости от ситуации.

Ситуация, безусловно, прощальная. Но ничего... Только бы не расстаться врагами!

Он поцеловал Чао в гладкую деревянную щёку, раскрашенную невыцветающей жёлтой китайской краской. И тут же почувствовал под губами капли солоноватой влаги. Может быть, это были брызги от волн, но может быть – слёзы. Кто их поймёт – эти китайские статуи?

Отстранившись от Чао, Марко подозвал пару матросов и приказал открепить изваянье от палубы. Нет, не повалить грубо, а аккуратненько открепить вместе со всеми шарнирами в основании. Сколотить соразмерный плотик и водрузить мудреца в центре сего плавсредства. Установить его тем же образом, каким он стоял на палубе. Потом отправить конструкцию в свободное плаванье, то есть на волю волн.

Марко долго смотрел вослед уплывавшему Чао. Тот уплывал в сгущавшуюся тьму ночи, освещённый лунным сиянием, и ни разу не обернулся, а его гордо вытянутая рука ни на градус не отклонилась от курса на южный магнитный полюс.

Как говорили древние римляне: sic transit gloria mundi.

Печально! Очень печально! Но новый компас был лучше.

Интересно, что статую Чао до сих пор можно встретить в водах Средиземного моря. Региональные СМИ регулярно публикуют её фотоснимки, многие музеи мечтают украсить этой скульптурой свои экспозиции. Но несмотря на просьбы музеев, корабли никогда не приближаются к деревянному мудрецу, бороздящему волны на утлом плотике. Моряки почему-то считают, что Чао приносит несчастье.

Впрочем, не будем далеко отходить от темы.

 

3

 

Как известно, своими силами возрождатели изготовили только шестнадцать компасов. Один был подарен Марко Поло, ещё один Флавио Джойе, остальные выставлены на продажу. Все они были раскуплены за неделю. Ещё быстрей разлетелись слухи о новом приборе. Компас быстро набирал популярность, причём не только среди своих естественных пользователей – землепроходцев и мореплавателей, но и среди однозначно далёких от его адекватного понимания социальных групп. Например, знатные благородные дамы мечтали заполучить эту вещь для украшения интерьеров своих будуаров.

Прониклись даже церковники. В частности, римские кардиналы восприняли новшество позитивно, чуть ли не с эйфорией. Компас поставил жирную точку в их спорах с астрологами. Те сводили всю навигацию, да и в принципе всё на свете, к взаимодействию всезрящих планет и звёзд, кружащихся по небесной сфере, хотя сказано было отцами церкви, что планеты и звёзды суть обличия демонов. А новый прибор, спасибо святителю Николаю, не прекословил теологическим постулатам. Вот он, естественный магнетизм – против магии с её сверхъестественными заскоками! А магам позор! Ведь отныне тем, кто пускался в странствия, не было нужды ожидать ясной ночной погоды, чтобы сориентироваться по небесным светилам, – просто взгляни на стрелку в коробочке!

Стоит разобраться, как представлял себе компас Данте Алигьери, самый великий поэт того времени. На момент неаполитанского шоу Данте ещё не повёлся на терцины, не создал "Божественную комедию", но уже опубликовал ставшую бестселлером "Новую жизнь", повесть о первой любви. Слава, упавшая на его плечи, сделала сочинителя не то, что общим любимцем, но как минимум рукопожатным гостем в большинстве городов Италии. Это был важный бонус, поскольку в родной Флоренции он признан был заговорщиком и экстремистом, поэтому скитался в изгнании, околачивался по самым кривым закоулкам италийских градов и весей.

Отчаянно тосковал по родине, хотя старался не унывать, а наоборот – извлекать пользу из своего положения. Куда бы Данте ни завернул, его любимым занятием становилось присутствие на всяких судебных слушаниях, многие фигуранты которых стали впоследствии персонажами первой части его гениальной поэмы. Он разместил их на кругах Ада. (Догадку поэта о том, что Ад устроен кругами, подтвердил впоследствии возрождатель, светило астрономической геометрии Галилео Галилей.)

Герой "Комедии", подобно самому автору, блуждавшему по земной поверхности, вояжировал по подземным кругам. Нужно подчеркнуть, что эти круги расположены в неевклидовых плоскостях, поэтому навигация в тех пространствах крайне запутана. Однако компас работает. (Эту догадку юного тайновидца Галилей тоже подтвердил.) Короче, Данте снабдил своего героя компасом.

Вот такое лирическое отступление...

А если вернуться к главному, то, когда выяснилось, что суда, оснащённые компасом, проходят маршруты в два-три раза быстрее, чем раньше, когда не имели прибора, компас срочно потребовался всему, так сказать, подвиду моряков Средиземноморья.

– Думайте сами, – отвечали возрождатели на просьбы о дополнительных экземплярах. – А нам пора браться за новые направления.

Таким образом, ситуация вопияла об открытии мастерских для масштабного производства. А кому в них работать?

Встал вопрос об организации в городах побережья новой гильдии – гильдии магнитологов.

Они назвали себя магнитологами, намекая своим названием на причастность к некой неординарной науке. Хотя на самом деле никакой самобытной науки ещё не сложилось, никаких теорий, научная мысль буксовала на уровне IQ Магниса. Впрочем, теорий никто от них и не требовал. Ничего, кроме чёткой, ломовой практики. Поэтому название закрепилось.

Кандидатов на вочленение в новоявленную организацию долго искать не пришлось. Сразу нарисовались продолжатели дела Магниса, до тех пор потешавшие публику в ярмарочных балаганах. Вписались некоторые студенты из неаполитанского и других университетов, среагировавшие на запах грядущих научных открытий. Прибыли перебежчики из других гильдий, по преимуществу из кузнецов и скульпторов. Несмотря на такой винегрет, среди них оказалось достаточно уважаемых членов общества, чтобы избрать главу гильдии и его советников.

С чем, однако, произошла заминка, так это с определением небесного покровителя для сообщества. Всех перебрали, но никто из святых угодников, как выяснилось, не имел дела с магнитами. Решили пока обращаться в молитвах по очереди ко всем упомянутым в календарных списках. Кто первым откликнется, тот и будет считаться покровителем гильдии. С точки зрения церковной догматики, к выбору культового заступника следовало отнестись немножко серьёзней. Но у подвижников магнетизма были смягчающие обстоятельства. Дела с первых дней пошли в гору. Гильдия во весь дух богатела, и мастера с подмастерьями вкалывали от зари до зари, ни о чём особенно не задумываясь.

Как водится, кой-чего не предусмотрели.

После неаполитанской премьеры прошёл всего год, не больше, только-только магнитологические мастерские заработали в полную силу, как в Средиземном – наиважнейшем море Европы началась череда противоестественных кораблекрушений. Казалось невероятным, но в большинстве своём гибли суда, пролагавшие путь по компасу. Стрелка вела себя как обычно, но на маршрутах и тут и там обнаруживались неизвестные ранее скалы, причём вынесенные впритык к ватерлинии и потому незаметные никакому вперёдсмотрящему. Судно неотвратимо неслось на скалы. Врезалось. А из глубин подводных немедля выныривали свирепые монстры. Они нападали на отчаявшихся моряков, понапрасну цеплявшихся за обрывки снастей и куски разбитой обшивки, всех убивали и пожирали.

Кто слыхал о людях-акулах, тот, наверное, представляет, что речь дальше пойдёт о них.

О них нельзя умолчать, даже не сомневайтесь.

Начнём с внешнего вида. Тела у них были похожи на человеческие. Разве что малость массивнее. А ещё перепонки на длинных когтистых пальцах. А ещё ласты вместо ступней. Акульи рыла были насажены на широкие шеи подобно человеческим черепам, то есть челюсти располагались перпендикулярно хребту. Из-за этой, столь угловатой, посадки приплюснутых черепов люди-акулы были мало похожи на активных и деятельных, неутомимых акуловых рыб, повсюду носящихся как угорелые, обходящих дозором и пенные волны, и тёмные бездны; они, скорее, напоминали заторможенных, пришибленных гипертрофированной гравитацией рептилоидов с какой-то гигантской планеты вроде Сатурна. Хотя так они выглядели только на суше, где могли находиться, слава Богу, не слишком долго. А в водной среде акулоиды выглядели иначе – там их шеи как бы втягивались, или, наоборот, вытягивались, а головы становилась продолжением плеч, как у нормальных акул; там они двигались гораздо проворнее человека.

А ещё слава Богу, что эти монстры жили только в солёной морской воде!

Они зародились когда-то (учёные спорят, когда) на Мадагаскаре – на острове, где, согласно дарвиновской теории, в эволюционном процессе не всё шло гладко, происходили нештатные сбои. Как бы то ни было, но люди-акулы были вытеснены с Мадагаскара морскими змеями. Я не имею в виду мелкорослых водяных змеек – они никогда никому не мешали; я говорю о драконообразных чудищах, возникших не как планомерный продукт эволюции, а как побочный, непреднамеренный результат игры четырёх стихий. Они появились за много тысячелетий до нас, где-то на островах Индонезии, а в первых веках нашей эры переплыли Индийский океан и очутились в мадагаскарских водах. Всё это выглядит необычно, но я полагаю, что миграцию морских змеев, так же, как и людей-акул, можно обозначить как ответвленья Великого переселенья народов, растоптавшего на своём носорожьем пути величайшее из государств – империю Древнего Рима.

Итак, шёл восьмой век нашей эры. Люди-акулы достигли канала, именуемого ныне Суэцким. Интересно, что раньше, за полтысячи лет до миграции акулообразных, он назывался "рекой Траяна", римского императора, много сделавшего для обустройства этой искусственной акватории. С падением Римской империи канал был заброшен, обмелел и зарос тростником. В его заболоченном русле ожидаемо завелись комары размером с летающую собаку – разносчики вирусов и микробов, и от начавшихся эпидемий окрестное население вымерло. А потом, как следствие, от голода вымерли сами ненасытные комары. (Закон экологии: не из кого стало пить кровь.) Так что места эти, слава Осирису, стали снова доступны для египтян.

К сожалению, рагули египетские, понаехавшие с верховьев Нила, не обратили внимания на следы перемычки между морями. Даже имя рукотворной реки забылось. Когда (незадолго до прихода людей-акул) захватившие Египет арабы восстановили канал, то ни в одном папирусе, ни в одном пергаменте, ни на одной клинописной табличке они не смогли отыскать его имени. Ни латинского, ни египетского. Странно, но и арабского не сподвиглись придумать.

Вот когда, незаметно пройдя под поверхностью водной артерии, люди-акулы проникли в Средиземное море. Оглядевшись, решили остановиться.

Гомо сапиенсы были любимой их пищей, но гомо сапиенсы – они разные. Здесь жили особи, отличавшиеся от чернокожих негров – жилистых и проворных, сверхбдительных с их по-дикарски сверхразвитыми инстинктами, не кажущих носа из джунглей, не знающих рыбного промысла и в большинстве своём заражённых водобоязнью. Бестиям повезло. Здесь жили не только смуглые, но даже светлые и совсем белокожие, как белые рыбы-акулы, особи – искатели приключений, неприкаянные бродяги, легковерные ротозеи со склонностью, как сказал бы фанат древнегреческой философии, к эпикурейству, то есть любящие сперва хорошо поплавать, а после позагорать, раскинувшись на пляжном песочке.

В новых краях люди-акулы немедленно принялись устанавливать свои правила. Сперва нападали только на одиночных пловцов, потом стали терроризировать целые пляжи. Ночами не спали. Бывало, выбирались ночью на берег и, сжимая в перепончатых лапах палицы, крючья и тесаки, найденные на затопленных кораблях, шли приступом на незащищённые, спящие поселения. Вкрадчивая замедленность их движений, словно в кошмарном сне, нисколько не помогала жертвам, лишь добавляла ужаса. В море атаковали не только хлипкие шлюпки и ненадёжные челноки, но и высокобортные, величественные галеры под алыми парусами, хотя на галерах почти всегда получали достойный отпор, потому что большие корабли в ту эпоху почти все были пиратскими.

Халиф Египта Мансур, узнав о злокозненных полурыбах, в ярости приказал засыпать вероломный канал. С нынешней точки зрения настолько крутое решение должно показаться поспешным, но вспомним о морских змеях. Вслед за людьми-акулами эти твари тоже могли проникнуть в Средиземное море, а они гораздо опасней. Но они опоздали из-за вспыльчивости правителя. К тому же землефикация напортачившего канала явилась только началом разборок с новоприбывшими людоедами. Отныне вдоль побережья крейсировали корабли, команды которых были дополнены "гладиаторами", вооружёнными, кроме обычных сабель и алебард, специальными противоакульими бреднями, сетями и гарпунами. Вооружённая стража охраняла не только порты, но и пляжи, и рыбацкие сёла. Власти всех государств региона дружно пытались нейтрализовать фактор общей для всех угрозы.

Неудивительно, что оборонительные усилия принесли определённую пользу. С рыбной ловлей, конечно, пришлось осторожничать, с морскими купаньями тоже, но в остальном всё получилось не так уж плохо. Прекратились массированные атаки из подводных глубин, демонстрации силы с обеих сторон свелись к минимуму. Всё, как говорят московиты, "устаканилось", упоминаний о людях-акулах в средневековых летописях стало не больше, чем о волках и медведях. Жертв от них, к счастью, тоже стало не больше, чем от лесных хищников. Гомо сапиенсы и их конкуренты по эволюции потихоньку привыкали друг к другу. Наши морские антагонисты оказались даже съедобны, хотя вкус был не очень.

Согласно законам физики, эти создания в безднах морских переговаривались с помощью ультразвука. Но никакие физические законы не помешали людям-акулам освоить речь людей на поверхности. Поэтому обе расы после столетия стычек смогли наконец заключить мирный договор.

В те годы всеми, кто был обязан оберегать правила и отражать нескончаемые атаки на мировой порядок, руководил Папа Римский. Нас интересует период, когда Папой был избран Иоанн X. (За три века до презентации компаса.) Именно Иоанн X подписал договор от лица государств региона, а от противной стороны поводил когтем лидер людей-акул Тцак А’Тцок. Бестии обязались не вредить человечеству, однако потребовали отступного. Мы торговались отчаянно, но увы! – пришлось взять обязательства вознаграждать бестий ежегодными подношениями, включавшими некоторое количество голов скота для подкормки и, к бесконечному сожалению, двадцать пять девственниц, под коими понимались не старые девы и не младенцы, но девушки, созревшие для замужества. Они требовались акулоидам для замещения собственных самок в каких-то загадочных религиозных обрядах.

Так вот и жили, не шатко не валко, но, как уже было сказано, когда появился компас, негодяи взялись за старое.

 

4

 

С точки зрения логики всё это выглядело несколько странно: какая муха их укусила? Мир рухнул, а никто не знал, почему. Представьте бесчисленные кораблекрушения – от них несло апокалипсисом, которого в городах и весях Европы никто так рано не ждал. Но кто оказался настолько грешен, что приблизил судные дни? Возглавлявший в тот момент церковь Бенедикт XI приказал Инквизиции найти виновника.

Там сразу сообразили, что искать следует среди тех, кто причастен к насаждению компасов. Под подозрение попал капитан Флавио Джойя. Именно он был основным персонажем на презентации скомпрометированного девайса, хотя действовал, разумеется, не на свой страх и риск, а от имени и по поручению возрождателей. К тем, однако, было не подступиться. На вопросы о людях-акулах они отвечали жёстко:

– Мы этим уже занимаемся. Ожидайте.

Как бы то ни было, великие гуманисты считались вне подозрений – как жена Цезаря. Зато следующим по списку был Флавио Джойя.

Как случается в большинстве расследований, в первую очередь привлекло внимание неизвестно откуда взявшееся богатство. В отличие от иных капитанов, Флавио никогда не считался удачливым негоциантом.

– Я с малолетства откладывал деньги на старость, – отвечал фигурант следователям. – Закапывал клады, когда пиратствовал. А теперь наступила старость, пришло время раскапывать сундуки.

– Посмотри в зеркало! – спорили инквизиторы. – Разве ты старый? Совсем ещё молодой!

По-хорошему говорить с Джойей не получилось, пришлось применить дыбу.

Выяснилось, что жадным он был хуже хищника. Например, когда возрождатели поручили ему позаботиться о созданном ими запасе компасов: распродать за разумные деньги, – он заломил цену, такую, что покупатели плакали. Мои коллеги-историки не раз пересчитывали его наценку в евро и долларах. Мне такие подсчёты кажутся недостойными, однако отмечу, что если считать в карлино, основной валюте Неаполитанского королевства, то это бешеные деньжищи.

(Вообще-то, жадность простить было можно. Была лишь одна заморочка: люди думали, что это великие гуманисты такие жадины.)

Вызнали и про другой источник обогащения.

После неаполитанского шоу капитан Флавио Джойя стал рейтинговой фигурой, многие захотели с ним познакомиться, и у него, как следствие, появились связи во властных структурах. Он ловко воспользовался открывшимися возможностями, сумел очаровать кардиналов. Папская курия доверила капитану самую деликатную (а значит, самую выгодную!) часть отношений с людьми-акулами. На него легло исполнение нескольких пунктов договора гуманоидов с акулоидами, в частности, он должен был набирать девственниц в побережных странах и транспортировать набранных к острову Монтекристо, где находилась дипмиссия бестий.

Многие, вероятно, знают, что этот остров (под именем Монте-Кристо) имел немалую славу в последующих веках. Так, лет через двести после описываемых событий кардинал Спад зарыл там свои богатства, о чём спустя ещё триста лет стало известно аббату Фариа, который рассказал о кардинальских сокровищах Эдмону Дантесу. Позднее там оборудовали музей Эдмона Дантеса и курортную зону, но в описываемую эпоху остров был просто гористым обломком суши, где склоны скалистых гор были усеяны входами в сотни глубоких пещер, выходивших местами к морю и соединявшихся между собой. Там протекали подземные реки и таились озёра, кишащие разнообразной подземной живностью. Вода повсюду была солёной. Поэтому спелеологи полагают, что именно в этих пещерах жрецы акулообразных приносили девственность наших девушек в жертву своим кумирам. Эти пещеры на все сто подходили людям-акулам для их кошмарных культово-эротических оргий.

Для круизов на Монтекристо у Флавио Джойи имелся отличный корабль, носивший имя "Нептун". Двухпалубный неф, грузоподъёмностью в двести тонн. На его нижней палубе располагался кубрик, стояли банки – на два гребца каждая, свисали гамаки для команды, ютилась всяко-разная утварь. На верхней палубе – пара мачт с латинскими парусами, носовая и кормовая надстройки с каютами. Девственниц можно было размещать в носовых каютах (не поместивших – в кормовых) – это было удобно для девушек, а заодно минимизировало их общение с экипажем.

Рекрутирование и транспортировка девственниц неплохо оплачивались. Однако назначенное вознаграждение не стало фетишем для Флавио Джойи, его приманили в первую очередь деньги, которые в качестве компенсации он должен был выдавать семьям несчастных девушек. Его заставили назвать сумму комиссии, которую он сам же себе присудил. Ужасная сумма! Но и этот ужас был только прелюдией к настоящему преступлению. Когда следователи призвали на помощь "железную деву", получился тот ещё протокол!

Суть, как это часто бывает в детективных романах, оказалась совсем не в деньгах.

Но что же произошло?

Для ответа рассмотрим в деталях первое (и единственное) путешествие нашего капитана с девственницами.

Выше, когда я описывал презентацию компаса, многие читатели, думаю, уловили в поведении Флавио Джойи признаки того, что в наш век повального словоблудия названо "креативностью", а веком раньше носило имя "творческого подхода". Великие гуманисты повелись на его креативность, а он соответственным образом развёл этих гениев. К розыску девственниц в приморских пределах прохиндей также приступил креативно.

Он оживил это дело, превратил его в нечто вроде конкурса красоты двадцать первого века. Девушки по его приказу выполняли простенькие задания, готовили, пели и танцевали. Он, в свою очередь, оценивал не только их соответствие полу и возрасту, но также ум, красоту, нравственные качества. Сам не заметил, как втянулся в азартный процесс судейства. Даже попросил папскую курию, чтобы ему разрешили самому проверять девственность конкурсанток. Дело простое, не так ли? Но этого Флавио не позволили. Для такого тестирования к нему прикомандировали монахиню.

Не простую, кстати, монахиню. Бывшая настоятельница образцового монастыря, а ныне особый агент Святого Престола, эта тётка не восхищала мир скромностью, приличествующей старой деве, хотя таковой являлась. Сильная, ловкая, опытная, она повсюду совала свой нос.

Между тем капитан Джойя был не из тех, кто мечтал бы вожжаться с засушенной воблой-святошей. Ладно – потрещать о делах грешных, но делиться контролем над живым делом? Не полагаясь на свою рясоносную ассистентку, Флавио практиковал эксклюзивный досмотр новоприбывших девушек. Приказывал догола раздеваться и голышом вертеться пред ним так и этак, а сам высматривал изъяны на теле и тайные знаки, которые могли бы обидеть идолов, которым молились люди-акулы. Это была ошибка, поскольку, чем ближе узнаешь девушку, тем болезненней с ней расставаться. Большая ошибка, тем более что каждая следующая девушка нисколько не умаляла образа предыдущей, не затмевала предшественниц, а как бы наоборот, добавляла им шарма.

Самое страшное грянуло, когда были набраны все двадцать пять. Флавио решил провести последний, контрольный досмотр. Перед самым отплытием на Монтекристо он приказал всем раздеться и стать строем на верхней палубе. Они стояли по стойке смирно. Медленно пройдясь перед девушками, он отступил на пару шагов, чтобы вся шеренга вместилась в его поле зрения. И тут голова закружилась, Флавио оступился, рухнул на палубу и потерял сознание.

 

Иветта, Лизетта, Мюзетта, Жанетта, Жоржетта,

Вся жизнь моя вами как солнцем июльским согрета.

 

Когда он очнулся, какой-то похожий мотивчик звучал в его голове.

Важнее, однако, то, что, очнувшись, он сразу засомневался: действительно ли очнулся?

Было похоже на сон, будто заснул без сознания. Над ним мельтешили прелестные личики. Одна из девушек порывалась дышать с ним в одно дыхание, то есть изо рта в рот, другая массировала ему грудь, то есть сердце, погрузив руки в расстёгнутую рубаху. Что делали остальные, он не совсем понимал, но явно все беспокоились о его жизни, здоровье и самочувствии. И вдруг его сердце, проскользнув сквозь пальчики массажистки, рванулось навстречу к ним всем. Он вдруг понял, что любит их всех – каждую в отдельности и всех вместе.

Флавио Джойя, можно сказать, влюбился.

Как ни странно, чувство было взаимным.

На самом деле это была не любовь, а то, что учёные называют: "эффект умножения девственности". Этот эффект возникает, когда девственниц вокруг тебя становится слишком много. Тебя начинает безумно тянуть к ним, а их – к тебе. Здесь, конечно, личное общение играет огромную роль. У турецкого, скажем, султана в гареме несть числа девственниц. Но султан о них никогда не думает, живёт всю жизнь с любимой женой, максимум – с двумя-тремя жёнами. Остальных держит в запасе, на всякий случай. А всё потому, что султан не сам подбирает себе гарем, это делают визирь и прочие, а султан, как правило, даже не знаком с большинством обитателей женской половины дворца.

Флавио, ясное дело, мог описать любую родинку, даже любой прыщик на теле каждой своей возлюбленной.

Здесь нужно понимать одну вещь. Даже если упомянутый выше эффект не есть истинная любовь, он всё равно изменил характер Флавио Джойи. Моряк сделался лучше, стал настолько же благородным, насколько был негодяем. Он стал добрее, отзывчивей и чувствительней. (Я мог бы добавить больше характеристик, но вы и сами можете выбрать эпитеты в Словаре синонимов.)

Путешествие к острову Монтекристо растянулся на две недели. "Нептун" мог бы нестись быстрее, но Флавио не хотел, чтобы девушек укачало. Вышел в море заранее, но не подгонял гребцов грубыми окриками, не лез к матросам с приказами распускать паруса при попутном ветре – зачем? – без того в корму давит.

Это были лучшие две недели в его непростой жизни. Хотя было и грустное. После того, как влюбился, Флавио захотел изменить курс, пристать к африканскому берегу и высадить девушек в безопасном месте. Там они смогли бы дождаться его возвращения, а он бы смог закупить на ближайшем рынке пару дюжин дешёвых магрибских невольниц. Как он слышал, в них невозможно влюбиться из-за их некрасивости, а значит, затея не представляла опасности для него. Он смог бы выдать этих уродок за элитный товар. Этим планам, однако, мешала сбыться прикомандированная монахиня, которая, невзирая на благочестие, оказалась неукротимой и агрессивной особой. Она ежечасно сверяла курс корабля по компасу, который Флавио поспешил установить на кормовом мостике. (Знал бы прикуп, как говорят в Московии!) Монахиня следила и за командой, чтобы не приставали к девушкам – и это, на взгляд капитана, была единственная от неё польза.

Из-за невозможности изменить курс обострилась другая проблема: как сохранить девственность чудесных созданий, если в их турбулентных сердечках (да и в твоём тоже!) разбушевались иные, совершенно противоположные устремления? Думаю, что справляться влюблённому помогали два обстоятельства. Во-первых, монахиня. Она, как свойственно тёткам её положения, молчала, неодобрительно глядя на всё, что Флавио вытворял с подопечными, но моряк справедливо предполагал, что молчание сразу кончится, переступи он черту. Во-вторых, каким-то шестым чувством он чувствовал, что стоит пренебречь целомудрием, и "эффект умножения девственности" испарится, и сразу образовавшуюся пустоту заполнят интриги, сплетни, истерики.

Да, тяжело ему было. Но не волнуйтесь! Как убедилось следствие, наш герой справился.

Так или иначе, они, наконец, доплыли.

 

Моряк вразвалочку сошёл на берег,

Как будто он открыл пятьсот Америк.

 

Эта популярная песня, сочинённая московитами в эпоху развитого социализма, как мне кажется, очень точно подходит для характеристики моряков четырнадцатого столетия. Отпущенная на берег команда "Нептуна" смешалась с отдыхающими на пляже людьми-акулами, многие из которых жили на Монтекристо уже давно, не раз принимали гостей-гуманоидов и даже изучили их речь.

Общение было мирным, даже весёлым, слышались грубоватые шуточки, громовой хохот, художественный свист. Не забывали и о взаимной выгоде, стеклянные бусы меняли на перламутровые. (Люди-акулы выращивали жемчужных моллюсков, как мы – капусту.) Некоторые ловили кайф, угощая друг друга самодеятельными напитками. Мы их – напитком, сваренным из ягод везухи, кустарника, что растет в единственном месте – на склонах вулкана Везувия. Акулоиды обожали въедливый привкус вулканического осадка на донышке чарки. А нас они потчевали забористым пойлом, приготовленным из желчи пещерных тюленей и слизи улиток, найденных в тех же пещерах. (Пещерах острова Монтекристо).

Взобравшись на носовой мостик и опершись на планшир, Флавио с каменным лицом пялился на толпу отдыхающих. Лишь бы не оборачиваться, не смотреть в глаза своим девушкам. Ему было стыдно. Наступал миг расставания: дальше каждый пойдёт по своей дороге, они – по дороге мученичества, а он – по дороге предательства. Они выстроились на палубе, где-то там, за его спиной, нарядные, надевшие свои коронные платья, повторявшие геральдические цвета и орнаменты их отеческих городов. Их лица мягко светились в фантастическом обрамлении кокетливых разноцветных чепцов не повторявшегося покроя, и на всех наброшены были спускавшиеся до пят прозрачные, декорированные блёстками покрывала.

Двое акулообразных, оживлённо жестикулируя, перемещались из края в край импозантной шеренги – пытались пересчитать новоприбывшее поголовье. Но у них плохо получалось, бестии были несильны в арифметике.

– А почему вон та самка откололась от строя?

Флавио вздрогнул, услышав вопрос Ксиха А’Ксоха. Капитан не заметил, как лидер людей-акул взошёл на мостик. Сейчас тот указывал на монахиню, вышедшую на палубу в праздничной, накрахмаленной рясе. И ряса, и высокий клобук сверкали чернейшим, как у майского жука, глянцем. Тётка неподвижно стояла, прислонясь спиной к мачте, и только крестилась, когда кто-то из счетоводов сбивался со счёта и издавал рассерженный вопль.

А он и забыл про неё! Где глубоко в душе Флавио, на дне разверзшейся бездны безумства, вспыхнула и затеплилась крохотная искра дедукции.

– Ты молодец, ты всё замечаешь! – сказал Флавио. – Но она не груз, она пассажир. У неё развлекательная поездка по экзотическому маршруту.

– Странно... Почему-то мне кажется, что для неё найдётся неплохое местечко в наших ритуалах и церемониях.

– Ты как всегда прав... Она видный иерарх нашей церкви. Видишь цепь с крестом у неё на шее? Сам Папа Римский надел на неё эту цепь. Для твоих нужд ценность этой самки куда больше, чем остальных двадцати пяти вместе взятых.

– А она тоже девственница?

– А то!

– Тогда отдай её мне.

– Только если оставишь мне остальных. Мне они пригодятся.

Ксих А’Ксох смолк, скорчив гримасу задумчивости. Акулье рыло выкривилось как-то кувшинно. Прошла минута.

– Несправедливо выглядит: двадцать пять за одну. Добавь что-нибудь.

– Тогда пройдемся по кораблю. Смотри внимательно, забирай что понравится. Кроме экипажа и девушек.

– Ладно, уговорил. Показывай.

Они осмотрели трюм, но товаров там почти не было, ничего особенного. На нижней палубе Ксиху А’Ксоху тоже ничего не понравилось. Поднялись на верхнюю палубу. На носу – опять ничего. А вот на корме...

На корме под особым навесом около поперечного румпеля был закреплён компас. Точно, как на корабле Марко Поло.

Монстр глянул – и тут же застыл на месте.

– Могу я взять эту вещь?

– Без проблем!

После того, как корабль капитана Джойи отчалил, увозя двадцать пять осчастливленных пассажирок, Ксих А’Ксох передал дорогостоящую монахиню компетентным жрецам и тут же забыл про неё. Зато не забыл про компас. Созвал конференцию, посвящённую этому человеческому изобретению. Прибыли главы кланов. Плюс помощники, консультанты и прочая шелупонь. Предъявив прибор, вождь выступил с речью.

Для того чтобы понять смысл его речи, нам следует обратиться к науке.

Красивая стрелка, котелок, диск с румбами – внешняя пестрота не заслонила от Ксиха А’Ксоха сути устройства. Для него в магнитной конструкции не могло быть никаких тайн, потому что люди-акулы, как положено акулообразным, обладали собственным магнетизмом. Естественники средневековья только догадывались, но современные палеонтологи доказали, что люди-акулы имели на теле многочисленные магниторецепторы, разбросанные по всей псевдогладкой поверхности кожи, и под водой легко ориентировались по магнитному полю Земли.

О да, вождь тогда загляделся... Но его поразили не дерзновенность дизайнерского концепта, не изящность технического решения. В тот миг в его мыслях зашевелилось немыслимое, ему открылись видения, навеянные самим дьяволом – самым мерзким врагом рода человеческого. Ксих А’Ксох разглядел блестящие перспективы для своей расы. Возможности, соблазнительные настолько, что можно плюнуть даже на мир во всём мире.

Вся беда была в том, что Ксих А’Ксох догадался, как можно влиять на магнитную стрелку. Если подплыть к кораблю с достаточно крупным куском магнита, то чуткая стрелка его учует и обязательно повернётся, чтобы посмотреть на него. В результате рулевой повернёт румпель, изменив курс. А если правильно отклонить вертлявую стрелку от магнитного меридиана, то можно направить судно на скалы.

Для достижения власти над компасом людям-акулам нужны были только куски магнитов. Но не вопрос! На дне Средиземного моря есть немало месторождений магнитной породы, которые акулоиды спонтанно разведали, благодаря упомянутым выше магнитным микролокаторам. Геологи подтверждают, что до сих пор следы бестий встречаются на подавляющей части подводных магнитных залежей.

Итак, конференция.

– Мы без напряга потопим их флот! – ораторствовал Ксих А’Ксох. – А потом потребуем дани в десять тысяч раз больше!

– А что будем делать с такой большой данью? – спросил глава какого-то клана. – Нас, по-моему, не так много!

– Ничего, справимся! – возразил вождь. – Будет надо, увеличим рождаемость. Оставим живорождение, будем метать икру!

Палеонтологи подтверждают: люди-акулы могли, если надо, варьировать способы размножения. Идея, выдвинутая вождём, не показалась невыполнимой.

Поверьте, был полный консенсус.

А потом, выждав около года, пока компасы не появились на большинстве кораблей, бестии стали воплощать в жизнь свои смертоносные планы. Как я уже говорил, под водой подплывали к вышедшим в море судам, держа наготове магнитные камни, взятые из подводных россыпей. Быстро определив курс незадачливой жертвы, начинали с предательской постепенностью отклонять стрелку, направляя корабль на коварные и почти незаметные для человечьего глаза скалы. Увы! Избежать кораблекрушения мало кому удавалось.

Вот такая нарисовалась картина. Как уточнил бы склонный к изящной словесности фанат Абсолютной Морали, картина мира, писаная инквизиторами на основе признаний, выколоченных из Флавио Джойи, по профессии – капитана, а по итогу жизни – изверга рода человеческого. Однако, пускай А. М. и имеет права на престол Вселенной, я не её поклонник, – а если вы дочитали текст до сего абзаца, то и вы не её адепты. Так что не будем выносить абсолютных оценок.

Вернувшись с острова Монтекристо, Флавио прикупил классный замок возле Неаполя и вселился туда вместе со всеми девушками. Денег хватало.

Он воспитывал юных красоток и вообще сибаритствовал, наслаждаясь гаремом и мало интересуясь жизнью за стенами замка. Даже не знал об атаках людей-акул. А когда его взяли, Флавио не признал вины. Он выдавал информацию по крупицам, только под пытками. Однако в самом конце, когда его приговорили к сожжению, заключил сделку со следствием. Публично покаялся, а взамен инквизиторы отпустили девушек. Хотя те уже были не девственницы.

Снисходительность правосудия четырнадцатого века получила отклик в двадцатом. Неаполитанцы вспомнили про Флавио Джойю, вытащили его образ на свет из чуланов родовой памяти. Теперь он в статусе рыцаря, пострадавшего за любовь. Вот почему поставили ему памятник. Закрепилась даже традиция: юные горожанки, собравшиеся лишиться девственности, предварительно возлагают цветы к постаменту с бронзовым капитаном.

Но это так, к слову. Довольно о современности. Вернёмся откуда пришли.

 

5

 

А тогда, после казни Флавио Джойи, в обществе воцарилась растерянность. Никто не знал, как жить дальше, без конца рассусоливали насчёт конца света. Но мы-то знаем, что конца света не было? Так что проигнорируем паникёров, а эстафетную палочку передадим папской курии.

Некоторым из пап после смерти присуждают титул "блаженный". В том, что Бенедикт XI заслуживает этого титула, при его жизни были уверены все. В отличие от многих своих предшественников, вдохновителей и застрельщиков разнообразных крестовых походов, этот понтифик не любил войн, хлопотал за мир в Средиземноморье. К сожалению, кардиналы из его курии были настоящими ястребами. Они убеждали своего Бенедикта ("нашего Беню", как сказали бы московиты) объявить крестовый поход против акулоидов, лелеяли планы морских баталий.

В частности, они собирались создать армаду судов для подводного судоходства. Великие гуманисты, как было доложено кардиналам, нашли древнеримские чертежи реальной подводной лодки, смастерили по чертежам прототип и провели испытания. Удачные испытания. К слову сказать, через два с половиной столетия похожие чертежи отыскались в бумагах Леонардо да Винчи, лидера возрождателей в ту эпоху. Гений немножко улучшил конструкцию, но и без его улучшений подлодка была хороша. Так что была возможность построить флот, гарантирующий гомо сапиенсам господство над Средиземным морем!

Стратеги Святого Престола не сомневались, что морякам-подводникам удастся избежать крупных потерь в предстоящих битвах. Главная проблема, как думали кардиналы, заключалась в проливах. После разграбления и разгрома становищ на морском дне люди-акулы неизбежно отступят. Причём не вопрос, куда. Канал в египетских землях давно ликвидирован, значит, у монстров остались лишь две лазейки: через пролив Босфор – в Чёрное море и через Гибралтарский пролив – в Атлантику. Ни то, ни другое не нравилось кардиналам. Ладно, враги появятся в Чёрном море! Но от суровой скалы Гибралтарской рукой подать и до северных морей континента! Выбивать их потом из Ла-Манша? Как такое предотвратить?

Выход виделся лишь один: засыпать проливы.

 

Никогда я не был на Босфоре,

Ты меня не спрашивай о нем.

 

В строках поэта двадцатого века чувствуется усталость от обсуждаемой темы, можно сказать, неприязнь к предмету беседы. Ничего удивительного. Босфор успел осточертеть всем неравнодушным участникам общественной жизни за много веков до написания этих строк. Сидел в печёнках даже у тех, кто там не был. Вспомним дипломатические интриги, военные кампании, связанные с Босфором! Вспомним хотя бы Ксеркса, повелевшего высечь этот пролив плетьми!

Решили начать с Босфора из-за того, что, во-первых, появилась возможность закрыть тему, а во-вторых, он был и уже, и мельче, чем Гибралтар.

Он, по сути, являлся таким же каналом, как тот, что был прежде в Египте. Охочие до всякой работы укры, когда покидали Крит, переселяясь туда, где получше, прокопали Босфор для перевозки каких-то грузов. С тех пор у канала, по невежеству названного проливом, сменилось много хозяев. Сейчас там хозяйничали византийцы, самый хитрый народ из известных в ту пору. Эти деятели как бы не возражали против засыпки Босфора, но они как раз воевали с турками, поэтому сил не хватало. Впрочем, тут и размышлять было нечего: кардиналы послали к украм посольство с требованием, чтобы резвые землекопы сами исправили что натворили. Пообещали взамен предоставить высокоточные бронзовые рибальды (новейшей кувшинообразной формы) для противостояния московитам.

Добившись от укров согласия на Босфор, стали мараковать с Гибралтаром. Там проблем было больше: он был шире и глубже Босфора. Закапывать его целиком, как какую-нибудь канаву, – дело муторное и долгое, однако тут неожиданно проявил смекалку султан Египта Аль-Насир Мухаммед I, которого люди-акулы разозлили не меньше, чем кардиналов. Султан допустил возрождателей к развалинам Александрийского мусейона, и они нашли под обломками подвальную комнату с чертежами гигантской дамбы, которой древние римляне собирались зачем-то перегородить Гибралтар. Римляне отложили работу из-за нашествия гуннов, тем не менее чертежи показались дельными. Мавры, потомки арабов, захвативших когда-то земли по берегам пролива, согласились с постройкой дамбы.

Однако ситуация у покладистых мавров была сложная, схожая с византийской, – они воевали с восставшими племенами коренных обитателей Пиренейского полуострова, поэтому могли возводить дамбу только со стороны Африки. Кардиналам пришлось обращаться к украм ещё раз, чтобы те после перемоги с Босфором помогли маврам. Взамен обещали членство в феодально-демократическом средневековом альянсе – Священной Римской империи.

Таковы были планы курии, хотя папа Бенедикт, подчёркиваю, не хотел воевать. Посещая собрания кардиналов, он не встревал в их горячие споры, лишь покачивал головой – молча, но с явным неодобрением. Ему грезились длинные, застеленные картами Средиземноморья столы, расставленные на песчаном пляже. Вдоль столов на дубовых стульях сидят полномочные представители договаривающихся сторон. Спиной к суше – гомо сапиенсы в цветастых торжественных одеяниях, а спиной к морю – люди-акулы, нацепившие по столь важному случаю набедренные повязки, браслеты и ожерелья.

Разумеется, это были пустые мечты – подводное царство, ожесточившись, разорвало дипотношения.

Правда, существовал и другой путь к миру, не предполагавший переговоров. Это был очень простой путь, отнюдь не открытый каким-нибудь мудрецом, а как бы нарисовавшийся сам собой. Можно даже сказать, что лавры его открытия принадлежали широким массам. Дело в том, что стоило гомо сапиенсам скучковаться в количестве больше трёх, как один из них тут же превращался в "защитника человечества" и громыхающим голосом обвинял власти в непринятии мер по защите расы. В наше время таких ораторов называют "общественниками" или "активистами". Меры, за которые они агитируют, обычно имеют резкую и отчётливую запретительную направленность. Вот и тогда они не стали поддерживать ни папу, ни кардиналов, но они потребовали запретить компас, его использование и производство.

По мнению "защитников человечества", отказаться от компаса обязаны были не только попавшие в зону риска профессиональные мореплаватели, но также землепроходцы, поскольку в пустынях и джунглях тоже могли отыскаться опасные умники. Всё, что связано с навигацией, предлагалось вернуть в первобытное состояние, то есть передоверить планетам и звёздам. Передавались из уст в уста предсмертные слова Нострадамуса (физически ещё не рождённого): "Планеты и звёзды говорят про всё, что ни спросишь, правду и только правду, потому что они не блуждают бесцельно во мраке, а всегда следуют назначенными орбитами, не поддаваясь влиянию суетных стихий, тем более человеческой (или даже нечеловеческой!) хитрости".

В общем, катастрофы на море отозвались на суше сокрушительной волной мракобесия.

Всеобщее напряжение нарастало. Взбаламученные низы наседали на колеблющиеся верхи, а точнее, общественность донимала глав государств и городских коммун пылкими антикомпасными петициями. Якобы компас – это не взлёт человеческого ума, а всего лишь очередной триумф дьявола! Но правители не решались брать на себя ответственность за посягательства на науку. Кому охота остаться в памяти поколений гонителем и душителем всего нового, а тем более прогрессивного? "Возрождение всё-таки, – носилась в воздухе мысль, – нужно соответствовать!"

Пересылали петиции Папе Римскому.

Бенедикт XI попал в трудное положение. Ему тоже не нравилось пачкать свою репутацию борьбой с величайшим научным открытием четырнадцатого века, хотя основная проблема была не в запрете прибора как такового. Увы, авторы и подписанты петиций хотели большего. Требовали пресечь на корню магнитное еретичество, то есть распустить гильдию магнитологов, а самих мастеров с подмастерьями передать Инквизиции, – мол, пускай инквизиторы разберутся, на кого эти деятели работают: что если на акулоидов?

Последнее, насчёт Инквизиции, не лезло ни в какие ворота. Что, кроме костра, могут предложить инквизиторы бедолагам, попавшим в их сети? Разве что запытать до смерти. Папа боролся за мир, полностью поддерживал желание общества избежать войны, но такой вариант мира выглядел как-то слишком кроваво. Он даже засомневался, возможно ли вообще обретение мира бескровным способом?

Вот в каких размышлениях Бенедикт день за днём проводил время. Ничего позитивного не приходило в голову. С тоской он поглядывал на стопку петиций, которая с каждым днём подрастала на его рабочем столе. Когда стопка сделалась толще лежавшего рядом ксилографического издания Библии, его одолела мечта закрыться как минимум на неделю в сокровенном убежище – личной молельне и там обратиться к святым, выбрав тех, что известны своей учёностью, и просто спросить ответы на каверзные вопросы. Он должен вызнать ответы! А если он будет в достаточной мере твёрд (при всём уважении), то кто-то из призрачных собеседников надиктует ему, бестолковому Бенедикту, судьбоносную буллу, от которой никто в регионе не пострадает.

Разве это несбыточная мечта?

С малым запасом воды и пищи Бенедикт XI закрылся в своей молельне, запер дверь изнутри.

Весть о его молитвенном подвиге во мгновение ока разнеслась по всему Средиземноморью. Благая весть, люди тут же последовали примеру папы. Толпы ринулись в храмы, не вместившиеся устраивались лагерями вокруг церквей – и молились, молились, молились. Но если папа молился в сомнениях, то паства, половодьем захлестнувшая храмовые пределы, очень точно знала, чего хотела. Ни войны, ни переговоров! Эти сволочи нарушили старые соглашения, нарушат и новые! Поэтому незачем мордоваться, если можно разом покончить с морскими диверсиями, разом вернуться к тому, что было! Всего-то дел – запретить компас!

Удивительно, как в одночасье изменилось общественное сознание!

Голосов, выступавших за компас, не было слышно. Да и кто отважится быковать против всех, подставлять репу под молот единомыслия человеческой расы? Возрождателей больше никто ни о чём не спрашивал, а сами они молчали, сочась презрением к перетрусившим толпам, выжидая, чем дело кончится. Марко Поло, планировщик пространств, снова уехал в Китай – от греха подальше. Данте Алигьери, строптивый нонконформист, поступил хуже всех: он признался фанатам, что больше не поведётся на козни злокачественного прибора. Филологи знают: он внёс исправления в текст уже почти завершённой поэмы: вымарал отовсюду компас, назначив исследователю преисподней, то есть лирическому герою произведения, гида-проводника – ушлого болтуна Вергилия.

Интересуетесь, а что кардиналы? О, эти вовсе втянули вовнутрь свои жалящие хоботки, поджали свои ястребиные клювы и теперь не отсвечивали на публике, не маячили на амвонах, только шныряли по кулуарам, где несли какую-то чушь, будто их неправильно поняли. Даже воинственные мусульмане на севере Африки – и те немного притормозили, не иначе, как заразившись токсичными спекуляциями европейского общественного ума. В тех районах, где исламисты резались с крестоносными силами, согласовано было молитвенное перемирие сроком в одну неделю.

Вот в каких красках представало пред объективным взглядом всеобщее экстатическое единодушие... Но действительно ли оно оказалось всеобщим? Разумеется, нет! Имелась в нём одна маленькая, но существенная для нас прореха. Готов поспорить, что среди тысячных толп, беснующихся в религиозном, простите за каламбур, дурмане, вы бы не нашли ни одного магнитолога.

Въедливые активисты сразу определили отсутствие производителей проблематичных устройств. Сразу рванулись к их мастерским, стали ломиться в закрытые на засов ворота, выкрикивать непристойности вперемежку с призывами. Дескать, почему вы, такие-сякие, не вместе с народом? Голоса за неприступными заграждениями рассудительно отвечали. Оказалось, что магнитологи считают себя неотъемлимой частью народа, но молиться предпочитают самостоятельно. Якобы у них в мастерских установлены свои алтари для молебствий. Эти алтари соответствуют стандартам точных наук, а значит, молитвы, прочитанные перед данными алтарями, долетают в пункт назначения немножко быстрее, чем из других мест. А главное – благословления на установку и эксплуатацию алтарей были законно получены мастерами в кардинальской курии.

Научные алтари – эта идея так характерна для Возрождения! Но когда активисты потребовали у магнитологов предъявить свои сакральные новшества, те отказались. Сослались на тайны гильдии. В общем-то, справедливо – у каждой гильдии имелись профессиональные тайны – и у плотников, и у каменщиков, и у башмачников. Даже у конопатчиков. Чем магнитологи хуже? Пришлось отвалить активистам.

В остальном неделя прошла спокойно, закончилась предсказуемо. На восьмой день Бенедикт покинул добровольное заточение. Выбравшись из протопленной жаром свечей молельни и ёжась на утреннем холодке, папа предстал перед публикой, опустив очи долу и горе возведя руки с зажатым в ладонях свитком, содержавшем текст буллы. Сия жестикуляция означала, что папа не сам написал буллу, что она была продиктована свыше.

Раскрывать, что написано в тексте, Бенедикт отказался. Морщась от слившихся в дикий галдёж льстивых воплей, заверений, жалоб и просьб окружившей его толпы, папа лишь заявил, что оглашение буллы должно состояться в формате особого, торжественного мероприятия. Оно будет проведено в ближайшее время, будут участвовать кардиналы и он, Бенедикт, лично, но только произойдёт это не в достославном Риме, а в злополучном Неаполе, на том самом месте, где была презентация компаса. Это заявление, несмотря на его лаконичность, никому не показалось загадочным. Наоборот, оно вызвало всеобщее одобрение. Логика папы (или того, кто надиктовал ему буллу) была понятна: всё должно кончиться там же, где начиналось. Да! Конец компаса виделся очень близко.

 

6

 

Разумеется, всё относительно, и доказал это Альберт Эйнштейн, хотя многие ведут себя так, как будто Эйнштейн – сочинитель-социопат вроде маркиза де Сада, а земля до сих пор плоская.

Я это к тому, что, когда кортеж отправился в путь, в игру вступило не только время, но ещё расстояние...

Путь от собора Святого Петра до собора Святого Януария достаточно недалёк – в сегодняшнем исчислении 225 километров. Бенедикт собирался осилить дорогу за десять дней. Кто-нибудь мог бы, конечно, доехать быстрее, но команде Святого Престола не полагалось передвигаться с курьерской скоростью. А чтобы неаполитанские власти успели подготовиться к встрече, вперёд выслали проворных гонцов с инструкциями.

Неудивительно, что все всё успели.

Пьяцца-дель-Плебисцита, где ещё так недавно удивлял публику неоднозначный моряк Флавио Джойя и где теперь папа пожелал огласить буллу, была обустроена должным образом. Трибуна для папы с курией была построена, в общем-то, в том же духе, что годом прежде трибуна для возрождателей. Только площадь основания пирамидальной конструкции стала шире, высота её граней больше – уже не три, а шесть метров, и на высоте трёх метров прилепили балкончик, предназначенный для герольда. В силу своего возраста Бенедикт не сумел бы выступить с должным эффектом на необъятной городской площади, поэтому оглашение буллы препоручили герольду – самому громогласному, какого сыскали.

Думаю, стоит добавить, что загородка из крепких канатов образовала пустое пространство вокруг трибуны – шириной метров пять, чтобы народ не тёрся о стены и не ломился в дверь башни. А внутри находилась консольная лестница, по которой папе и несущим его на руках кардиналам не составляло большого труда взойти на крышу, а герольду – выбраться на балкон. На лестнице и на крыше – перильца для безопасности.

Вообще безопасности было уделено немало внимания. Когда в назначенный срок площадь заполнилась приглашённым народом, можно было легко разглядеть в толпе сотни стражников – их медные шлемы отсвечивали на солнце. Обсуждая саму толпу, нужно отметить в первых рядах множество благородных дам и разодетых придворных. (Хотя сам Карл II, властелин Неаполитанского королевства, питал к Бенедикту личную неприязнь и поэтому срочно укатил воевать с Венгрией.) Вслед за высокородными переминались купцы-богатеи с жёнами, надевшими по нескольку платьев – одно на другое. (Таков у них был обычай одеваться на праздники.) Вслед за купцами расположились гильдии – с главами и ведущими мастерами. (Собрались все гильдии, кроме магнитологической, но магнитологов никто и не ждал.) А уже за гильдиями шарились всякие нищеброды и разная городская шушера.

Повторяю: подготовились на все сто.

По традиции начали с музыки. Герольд выхватил из-за спины свой огромный, висевший на золотой перевязи охотничий рог, послюнявил мундштук, глубоко вдохнул – и над площадью разлетелась оглушительная мелодия, которая, безусловно, как всё вылетающее из рога, представляла собой не просто навязчивый протокольный момент, но и являлась сигналом, естественно, адресным. Важно, что именно этот наигрыш был обращён не к толпе, запрудившей площадь, и тем более не к Бенедикту и кардиналам. Сигнал посылался первоверховным апостолам Петру и Павлу и призывал святых обратить внимание на личную инициативу, проявленную высшими римскими священнослужителями, которые, как утверждалось, непосредственно подчинялись апостолам.

Все в публике понимали, что этот сигнал обращён не к ним. Тем не менее, шум существенно стих, многие посмотрели на небо, как бы надеясь определить, была ли услышана первоверховными музыка рога. Понятно, они это сделали машинально, то есть как бы во исполнение ритуала. Да кто бы в действительности надеялся разглядеть знаки на небесах, если не было до сих пор прецедентов, чтобы SPSP отреагировали на подобный сигнал каким-то видимым образом?

Существовали две версии, почему святые игнорировали призывы: 1) не могли расшифровать код; 2) мелодия им не нравилась.

Но как бы то ни было, сегодня порядок вещей был нарушен! Сигнал был, кажется, принят! Те, что задрали головы, толкали тех, кто не сделал этого.

А небо, совершенно безоблачное, на глазах наливалось тьмой и уже почернело, как будто ужаленное.

Даже герольд запнулся от замешательства. Он уже перебросил рог за спину, держал в руках свиток буллы. Правда, не спешил разворачивать, сначала он должен был огласить титулы Бенедикта и всех прибывших кардиналов... Но, блуждая взглядом по тверди небес, он молчал, как будто забыл обо всём... Внезапно, не выпуская свитка из левой руки, он вытянул правую в сторону моря, выставив указательный палец. Все, кто пришёл на площадь, заметили его жест и посмотрели туда же.

Над линией горизонта возникло нечто. Чёрная точка, которая приближалась, становясь понемногу крупнее. Вот уже пятнышко, чем-то схожее с птицей. Вот уже ясно: не птица.

Известно, что кракены и некоторые головоногие способны наводить чары на моряков. Как правило, бедолаги, зачарованные этими чудищами, видят небольшой остров с роскошным дворцом, неохраняемым, стоящим посреди пляжа. Не зевай, бери дворец приступом, грабь награбленное! Никто не верит, что в последний момент дворец распахнёт свою ужасную пасть и... Но кракены с им подобными – не единственный источник видений. Даже само по себе море способно зачаровать. Эти видения называются миражами. Например, верблюды, шагающие по морским волнам, или парящая в закатном сиянии вечерняя трапеза монтекассинских монахов, сопровождаемая обильными возлияниями. А кроме того, морякам могут просто являться беспочвенные галлюцинации.

Сначала казалось, что это какой-то образ из только что перечисленных. Девушка с веслом, только стоящая не на каменном постаменте, как в парках двадцатого века, а в небольшой плоскодонной лодке. Но очень скоро прорисовались иные подробности. Девушка была ещё далеко над морем, но благодаря неизвестно откуда возникшему оптическому резонансу стало видно, что она стоит не в какой-то лодке, а на красивом полупрозрачном облачке, и в руках у неё не весло, а боевое копьё! Пурпурный хитон под фиолетовым пеплосом. Чёрные кудри, развивающиеся под встречным ветром.

Подлетев ближе, воительница прекратила полёт, и, уперев тупой конец копья в облачко, остановила свой облачный плотик над площадью. Неторопливо оглядывала толпу и моментами приглядывалась к трибуне.

Вся площадь затихла в плохом предчувствии.

"Оцени обстановку и принимай решение", – так говорят энэлписты. Девушка направила копьё на герольда, который растерянно пялился на неё, сжимая в руках свиток, перетянутый лентой с папской печатью. Узкий, сфокусированный луч ослепительно белого света вылетел из копья и поразил бедолагу. Герольд вспыхнул – сразу и целиком – со всей амуницией: заплечным рогом и не размотанным свитком.

В толпе разразилась паника. Толпа бушевала. Святоши и активисты вмиг распознали демона, стали грозить горней пришелице Божьими карами, но другие молили её о пощаде. На башне тоже не знали, что делать. Кардиналы бубнили молитвы Христу Спасителю. Бенедикт стоял молча, но в душе исповедовался первоверховным, надеясь, что они его слышат. Он глядел вдаль, куда-то на море, но глаза его, вследствие интроспекции стали невидящими. Такие же сделались у кардиналов – вследствие самозабвенных молитв. Быть может, поэтому никто на башне не уловил момента, когда небесная амазонка вновь привела в движение своё хитромудрое воздухоплавательное облачко и понеслась прочь – в те пределы, откуда явилась.

Публика внизу, между тем, мгновенно заметила её отступление. Гуденье толпы заискрилось криками радости.

– Мы тверды в нашей вере!

– Бойся нас, демон!

Но точно ли демон? Что всё же за девушка?

 

Надо мною ты в синем своем покрывале,

С исцеляющим жалом – змея...

 

Неважно, заглянул московитский поэт в прошедшие времена, или углядел нечто в своей современности, но он дал очень похожее описание нашей незнакомки, похожее, по крайней мере, по смыслу. Он, к сожаленью, не удосужился назвать её имя, но, думаю, мало кто удивится, узнав, что её зовут Идо. А кто ещё мог бы там появиться, если не Идо, незаконнорожденная богиня? Кто ещё из надмирных сущностей, считающихся богами, мог бы встать на защиту магнитологии, славной науки, такой естественной и точной одновременно? Кто, кроме Идо, подарившей магниты людям, мог бы примчаться на зов магнитологов?

Если вы хотите узнать о деталях ритуала вызова Идо, найдите чёрную книгу "De somnia et deliria de malefici", там это есть, я же расскажу вкратце.

Магнитологи врали, что ещё не нашли себе небесного покровителя. Они с самого начала знали, кто их "крышует", выражаясь по-современному. О да, богиня Идо, и она их устраивала! "Научные" алтари тоже являлись лишь сказочками для лохов. Алтари в мастерских были никак не научные, а конкретно языческие. Вот почему, когда на безрадостном горизонте замаячила Инквизиция и дело запахло жареным, магнитологам удалось получить быстрый доступ к богине. Понятно, что Идо не так всемогуща, как, например, Иисус, но и она кое-в-чём лучше всех.

Впрочем, лучше вернёмся на Пьяцца-дель-Плебисцита.

Как я уже говорил, многие облегчённо вздохнули, когда Идо исчезла. Однако радовались недолго. Внезапно грохот прибоя перекрыл гуденье толпы, и все узрели, что начался шторм. Странный шторм... Ни дождя, ни ураганного ветра, ни грома. Молния, вырвавшаяся из копья незнакомки, оказалась единственной. Зато гигантские волны обрушивались на берег с необъяснимой силой.

– Спасайся кто может! – неожиданно выкрикнул кто-то из кардиналов. – Вот он, девятый вал!

И правда! Далёкая пока что волна взметнулась над линией горизонта, как стена лесного пожара над головами древесных скелетов.

Тотчас и внизу увидели титаническую волну. Толпа обезумела, бросилась врассыпную.

А наверху кардиналы засуетились, норовя подхватить папу на руки. Но Бенедикт отмахнулся, как будто переродился.

– Стоять! – крикнул папа каким-то окрепшим голосом. – Не успеем спуститься, всех смоет! Лучше крепче вцепитесь в перила!

– Мы не удержимся! – закричал кардинал рядом с папой, а другие откликнулись печальными стонами.

– Ты молчи! – Бенедикт огрел стоявшего рядом кулаком по затылку и обратился к прочим. – Всем повторять за мной!

Нараспев он начал читать Морскую молитву. Моряки всегда читали Морскую молитву, когда начинался шторм, а Бенедикт помнил её слова со времён своей молодости. Он ещё юнгой был принят в команду пиратского корабля, дослужился до капитана, пережил сотни штормов и не раз отбивал язык об эту молитву, вцепившись в фальшборт или привязавшись леером к мачте. Он был удачливым капитаном, но потом наступило прозрение и раскаяние, мировоззрение изменилось, и он, когда стал папой, приказал секретарям-крючкотворам переписать по уму эту часть своей биографии.

Что было то было. Но как вовремя прошлое напомнило о себе!

Молитва подействовала. Волна пришлась тусовавшимся на трибуне как раз по колено. Им слегка приподняло ноги над полом, но тут же вернуло на место. А как только сошла вода, Бенедикт приказал покинуть некомфортную башню и поискать какой-нибудь монастырь подальше от моря. Они спустились и побрели прочь, опустив лица, чтобы не натыкаться взглядами на тела утопленников, оставленные волной-убийцей.

Площадь опустела, а шторм продолжал бушевать.

Этот шторм бушевал три дня и три ночи, и практически сразу среди всех его странностей выпятилась самая главная: компасы перестали работать. Стрелки застыли намертво. Но не работали не одни лишь новейшие компасы возрождателей, отказали и компасы Древнего мира. Моряки с кораблей, застигнутых непогодой, видели мудреца Чао, по-прежнему вертикально стоявшего на волнах, но уже не с протянутой к югу рукой. Нет, поза, которую принял старый китаец, выражала неверие и несогласие: руки скрещены на груди.

Через трое суток шторм кончился, и магнитная аномалия рассосалась, компасы опять заработали. Тем не менее обнаружилось кое-что новое. Точнее, исчезло кое-что старое: люди-акулы больше не беспокоили человечество. Наши враги пропали. Сдохли.

Палеомагнитологи доподлинно установили причину исчезновения акулообразных. Вследствие приостановки в Средиземном море магнитной активности – над его акваторией прохудилась защита от космической радиации. А что это значит? Ничего хорошего! Тут же в прореху хлынули опаснейшие лучи. Хорошо только то, что трёх суток как раз хватило, чтобы уничтожить людей-акул, не особенно навредив остальной морской фауне. Вы уже знаете, что люди-акулы имели разбросанные по шкуре магниторецепторы, благодаря которым и ориентировались под водой. Когда же магнитных токов и след простыл, магниторецепторы стали улавливать альтернативу – космические лучи. Вот так радиация с неба попадала непосредственно в мозг. У акулоидов не было шансов.

Они проиграли, а выиграли все, кто выжил. В первую очередь – Бенедикт XI, который, по свидетельству кардиналов, прогнал прочь демона, безобразничавшего над площадью, во вторую очередь – гильдия магнитологов, чья репутация восстановилась, а авторитет начал резко набирать обороты. Оглашение (точнее, не оглашение) буллы можно назвать поворотным моментом в истории магнитологии. А если воспользоваться терминологией нынешней физики, можно сказать так: это не только точка очередной бифуркации в развитии науки о магнетизме, но и в известной степени драйвер самого магнетизма.

В подтверждение приведём в пример мудреца Чао. Его вытянутая рука указывает с тех пор не на юг, а на север. Учёные не могут дать точного объяснения, почему мудрец развернулся на все сто восемьдесят, но в чёрной книге, упомянутой выше, объяснение есть: такова воля богини Идо.

На этом, наверное, можно поставить точку в нашем исследовании.

Хочется лишь добавить, что дело Компаса ещё не сдано в архив. Оно живёт и, естественно, побеждает. К его развитию подключились силы неописуемого масштаба. Так, среди современных модификаций прибора я бы выделил набирающий популярность Моральный компас. Пока что не разглашается, кто его изобрёл, но это ли не секрет так называемого полишинеля? Я лично не сомневаюсь: автор инновации – это собственной персоной А. М., хозяйка Вселенной.