Карбовские будни - часть 4

Микола Зимний
 
Сянни (сёдни), 19 декабря 1962 года, карбовцы празднують Миколу Зимняго.
Сянни знов мятеть.
(Сегодня карбовцы празднуют Николу Зимнего. Сегодня снова метёт).
Ещё его называют «праздником непослушания»,
Празднуют на Брянщине в канун Поста несколько дней.
Сейчас это звучит странно и нелепо, а тогда так было.
Приезжают на санях родичи из ближайших деревень и сёл, приходят в гости местные родственники.
Деревенские дома были большими, просторными, так что мест всем хватало, а если нет, то добавлялись столы, стелили на табуретки доски накрытые холстиной.
Хозяйка встречает гостей: «Ой, як багата вас тутака сабралось, уси зямляки, родичи ёсть, уси понашаму гамонють.
(«Ой, как много вас здесь собралось, все земляки (друзья), родственники, все по-нашему говорят).
- Дык чаго вы у трехстенку стоитя, проходьтя в пяредняю.
(Что вы при входе стоите, проходите вперёд).
Гости интересовались всем, в знак приличия восхищались: «Ёлка у вас ёсть?!. Хто такие цацки вешав на елку? Мороз и Снягурка будуть?»
(«Ёлка у вас есть?! Кто такие украшения вешал на ёлку? Мороз и Снегурочка будут?»)
Распирязались, уси садяться за стол на лавки и услоны.
(Разделись, все сели за стол на скамейки и стулья.)
Выпили, откушали и понеслось:
«Ой страдание мое калиновомалиново! Чаго дура весялюся, нету майго милаго!»
(Ой страдание моё калино-малиново! Зачем дура веселюсь, в отсутствии милого!)
«Ох страданули дед з унуком, пропили кашолку з луком,
(Пострадали дед с внуком, пропили корзину с луком).
Не шануйся унучок, прокутИм и часначок»
(Не печалься внучок, мы пропьём и чесночок).
 
А потом они с досады пропили гряду рассады (шутка в унисон).
 
- Говорять, у Москве кур доять. Мы пошли и цыцок нинашли".
(Говорят, что в Москве кур доят. Мы пошли, а тить не нашли.)
- А у кур цыцок нимашь, мы тоже их шукали.
(А у кур тить нет, мы тоже их искали.)
- Кажуть у Рязани грыбы с глазами, их ядять, а яны глядять.
(Говорят в Рязани грибы с глазами. Их едят, а они смотрят).
 
«Ишла я с хвермы ноччю, ничёга ни бачу в темени. Стала рэчку по кладки перяходить и скавзанулась, да так, что палятела у ваду. Як закрычу! Спасибо хлопцы были близка, почули мой крык и стали мяне рятовать. Спужалась крэпка.
(Шла я с фермы ночью, темно, ничего не видно. Стала речку переходить по мостку. Поскользнулась и полетела в воду. Как, заору! Спасибо ребята были близко и спасли меня. Сильно испугалась).
- Риготали до колик в животе, до слёз, скакали, аж пыль стовбом.
(Смеялись до боли в животе, до слёз, прыгали, аж пыль столбом).
- Нука дед перяйди на тый услон, ентот хлипкий, звалишся, дохтора надысь призвать будя."
(Ну-ка, дед, пересядь на другой стул, этот слабый. Упадёшь, доктора придётся приглашать.)
 
Я убегаю на улицу и слышу, как мама кричит:
«Чаго ты расхрыстаный бяжишь, нутка защапись.
(Почему нараспашку бежишь, ну-ка застегнись.)
- Чаго ты хату расхлябил, раззяпил? Зачиняй увесь дух выйдя.
(Почему ты двери открыл настежь? Закрой, а то тепло выйдет наружу)
- Гляди, в панявку не провались.»
(Смотри, в прорубь не угоди.)
 
На улице старшие ребята возмущаются:
«Чаго ты тресся тут, рот расхлябил? Ступай атсюль, табе тут нечаго делать каля больших.
(Почему ты шастаешь здесь, с раскрытым ртом? Иди отсюда, здесь тебе не место среди взрослых).
- А нято пранцы табе.
(Иначе конец тебе).
- Можа каршня табе под зад?
(Может поддать коленом тебе под задницу?)
- Грыбы развесив, як мерин!»
(Губы отвисли, как у коня!)
 
Разышлись, рягочуть, лаются як кабяли, тяму нима савсим.
(Расхрабрились, смеются, ругаются как собаки, соображения нет совсем).
Я им в ответ кричу: пранцы тому хто няслуетца батьку и матку.
(Конец тому, кто не слушается отца и мать.)
И расстроенный ухожу домой.
 
В первом часу ночи гости уходят и уезжают, праздник удался на славу.
 
(продолжение следует)