Kühles Blau

Тот год был плоским.

Совершенно.

Как полотно закреплённое на мольберте.

Под кистью художника рождались

Альберты, Гертруды, Герды,

Адольфы...

и прочие плоские малыши.

Плоско текла река, плоско зацвёл самшит.

Плоско всходило солнце –

хрупкое, бледное – не дыша,

почти богомольно светило родившимся малышам...

 

Тот год был синим, будто зимнее море или предутренние туманы.

Тучи – грязные жертвенные бараны –

грузно толпились в углу холста...

Раньше картина была пуста.

Но теперь на ней резко выводят линии.

Тёмно-синие.

 

 

Впереди ещё новые дни, недели...

Дети росли. Немели.

 

Темнели, грубели мазки и краски.

И синий казался красным.

 

*

Наступал листопад.

Открывали детсад,

где учили кормить,

приручать,

обучать

попугаев, собак.

И котов. И людей...

Где сдирали младенчесто с тех малышей,

что желали расти

и кому-то быть нужными...

Малыши становились покорными ...дружбе.

И привыкшими к заданной форме.

Их всё время считали – с утра, перед сном,

что потом (а ведь было же это "потом")

и порядковый номер им чудился нормой.

 

Они выросли. Стали большими,

такими большими, как баобабы.

И сильными, как слоны.

 

Их считали гордостью всей страны.

 

*

 

 

Тот год длился необычайно долго, не менее полувека.

 

Но после – художник прорисовывал каждого... каждого человека

несмелым белым...

 

И теперь солнце, проникшее в капли рос,

казалось упругим, спелым.