И уже не поверю словам как приманкам

Я уже не поверю словам как приманкам, и таинственной тени, и свету в окне, -

Синеглазому воину с волчьей осанкой я уже доверялась в жестокой игре.

У охотника норов звериный и хватка, - вон их сколько обидчиков множат полки.

Бог судья, саблезубая шайка, мне без вас словно камень с души.

Всё печалится взор у порога: как на гору в терновом венце

Поднимусь из расстрельного сброда перед чёртом на белом коне?

Из боёв без полков и защиты, из удавки предательств и лжи, -

Искалечены и перебиты воспалённые крылья мои.

Как забыть приговоры и чистки, и фашизм в ярком блеске наград,

Полицейщины зверские пытки, и судейской расправы кулак.

Под конвоем фашистских режимов, под прицелами ядерных жал

Не забыть ад, где правда гонима, где народ угнетает Тиран,

В живодёрню страну превративший, где суды - крематорная печь,

Из которой клубами дымится душ загубленных правда и честь.

Богомолкой с надменной улыбкой под конвоем взбесившихся псов

Обречённой, избитой, разбитой, я не встану в ряды подлецов,

И не стану безумной волчицей бесконечно врагов проклинать,

Где гестапо с трибуны грозится всей стране приговор зачитать.

Мне в тисках из терновой короны лучше видятся дали дорог,

По которым под райские звоны я вспорхну высоко на восход,

В свой заветный ковчег, в край небес голубиных с журавлями в небесную синь,

Из безумного мира со шконки постылой - на арену Вселенских святынь!

 

Журава Любава