Дневник монаха. Часть 2
Впервые я увидел её во сне. Чей-то нежный голос тихо напевал чудную песнь.
Слов не помню, но музыка была дивной! А среди мерцающих звёзд, под звуки этой мелодии, будто в вальсе, кружилась пара. Девушка была прекрасна. Огромные глаза её смотрели с нежностью на своего партнёра, рука твёрдо лежала на его плече, и вокруг сияли звёзды. Удивительный был сон. И вот однажды... эта девушка появилась у нас в театре.
В белой, волнующей своей изысканностью, шубке, в беленьких сапожках, она была похожа на эльфа. Но когда заговорила... Всё стёрлось. Голос её был низким, самоуверенным и грубоватым. Та девушка, из сна, с её нежным взглядом, не могла обладать таким голосом. Наш директор решил представить её коллективу, но она, не глядя, перебила его на полуфразе:
- Я в состоянии сама представиться. Элеонора Вольская. Ваша коллега. Можно просто Элка!
И улыбнулась. А вот что было потом, я не понял. Её улыбка была настолько
искренней и лучезарной, что мне стало понятно: грубость и надменность это её маска. В ней есть Душа. Нежная и ранимая. И для меня её улыбка освятила всё вокруг. Сцена и зрительный зал замерцали сотнями огней, засверкали алмазами, запрыгали по стенам огоньками, и согрели мою душу. Один огонек попал в сердце и растопил его. И мне стало славно. И так светло! Пламя любви, своим палящим языком коснулось моего холодного сердца... Я назвал Элеонору - королевой огня.
Пьеса, которую мы тогда репетировали, была примитивна и узнаваема, как все пьесы начала девяностых годов прошлого века. Тогда, под впечатлением бразильских сериалов, наши драматурги стряпали их, как пирожки - быстро и одинаково. Сюжет
один у всех: богатый дядя влюбился в юную прислугу. Дальше под копирку. Элеонору вводили в спектакль на ходу, но она быстро всё поняла, и мы играли слаженно.
Стояла холодная зима. В тот день я опоздал, и, ввалившись в одежде, сел рядом с другом. Актёры, будто замороженные раскинулись по залу.
- Что происходит, Пабло? - спросил я приятеля.
- Посиди минуту - поймёшь.
И тут до меня доходит. У него пар идет изо рта! Бедные дамы закутались в пальтишки и платочки, мужчины тоже не отстают, в курточках все. Актёры, конечно ко всему привыкшие, но доколе же?
Помощник режиссера, "девочка" лет шестидесяти, застрявшая в театре с рождения, как она говорит сама, объявила:
- Главный режиссер приказал репетировать в одежде!
Мы засмеялись...Как хорошо помню я тот день! И как легко по залу посыпались усмешки моих собратьев:
- Да мы собственно всегда в одежде.
- Новое дело — репетировать на морозе!
- Интересно, а главный режиссер в одежде?
- Послушайте, господа, ну как в военное время! Холод и мрак.
- Да у нас всегда военное время.
- Это точно!
- Элке надо сказать, пусть со своим миллионщиком поговорит и тот пусть поставит кондишен.
- Точно! А то спонсор называется. На здоровье актеров ему жалко денег.
- Ой, ой удивили! Кому и когда было дело до простых актеров, да пусть хоть совсем окочурятся. Мы же рабы!
А мне тогда стало тепло. И, не оглядываясь, я знал. Пришла она, королева.
И огоньки забегали по залу. И голос, родной и милый, услышал я сквозь огни тепла:
- Салют всем. Салют Боб!
В театре меня звали Бобом, а я и не обижался. Борис - глухо, а Боб - звонко... И лично ко мне, приходя в театр, так обращалась Элка. Все собратья были уверены, что у нас роман. Глупые какие! Она же королева! А кто я? Но, как всегда, напустив на себя важный вид, я строго сказал:
- Салют Элка! А ты поговоришь с Цукало? Ведь замёрзли все как жирафы в Сибири.
Элка начала веселиться:
- Борис Васильевич, это они вам сами сказали?
- Кто?
- Жирафы, кто же еще? Жирафы в Сибири - это круто! Хорошо, хорошо!Обязательно передам спонсору ваши пожелания. И завтра же на сцене и в зале будет подано тепло. Господа актеры не должны мерзнуть!
И потом она обратилась ко мне:
- Борис Васильевич, не хотите покурить?
Я насмешливо отвечаю:
- С вами, Элла, даже огонь не страшен.
- Огонь от сигареты, или пожар? — веселится Элка.
- Иногда огонь от сигареты становится причиной пожара, — очень серьезно сказал мой друг Пабло.
И мы, под завистливые взгляды, уходим в курилку. У Элки всегда были хорошие сигареты, а тогда и наши трудно было купить. Плетясь по заброшенным комнатам, через старые декорации, мы дошли до черного выхода, здесь был наш «мкад», то есть «место курения для».
- Салют, Равик! - ласково говорит Элеонора.
И я отвечаю:
- Салют Жоан!
Когда мы начали называть друг друга именами героев Ремарка? Кажется ещё до поездки в Париж...
