Дневник монаха. Часть 4

В том году было очень много снега! Он валил красивыми, пушистыми хлопьями и мне казалось, будто миллионы белоснежных ангелов спускаются на землю, трепеща хрустальными крылышками. Скоро Рождество! И снег падал на землю иначе, как-то торжественнее! Новогодняя Москва менялась вместе со временем, но что-то оставалось неизменным, как и в моём детстве. Нарядные ёлки, как всегда, украшали площади столицы огромными гирляндами и флажками, а здание ГУМа, вечером сверкало множеством огней. Под ёлками и рядом, по-прежнему, стояли фигуры Деда Мороза и Снегурочки, а на площади у Большого – печальный Щелкунчик с большими ёлочными шарами. Я очень любил предрождественскую Москву. И сейчас люблю. Но уже никогда не увижу этот город, занесённый сахарным снегом...

В новогодние каникулы наш театр, как всегда, выезжал на гастроли по необъятной моей Родине. Я пришёл пораньше, чтобы занять место у окна. Мне хотелось разобраться в себе. Как хорошо, что Элеоноры не будет с нами! Много хлопот принесла в мою жизнь эта женщина. Надо что-то решать.Я чувствовал себя совершенно несчастным. Также, видимо, чувствуют себя рождественские гуси, которых в этот великий праздник кладут на плахи. Я тоже чувствовал себя жертвой. Хорошо, что королева не поедет с нами. И вдруг! Не люблю я это «вдруг». Однако её голос нельзя перепутать с другими голосами. И я услышал:

- Борис Васильевич, можно я сяду рядом.

Я привстал и поздоровался:

- Эля, вы ведь не должны ехать с нами. Удивлён! Но наша командировка не для рафинированных девушек.

- Я выросла в деревне, мне не страшны примитивные условия быта. Так можно я присяду рядом?

- Присаживайтесь.

- Вы простите меня за вчерашнее.

- А что было вчера? — удивился я.

- Я встретила вас по дороге в Храм и наговорила много глупостей, не осуждаете?

- Нет, я не осуждаю вас. Жизнь такая. Вы ещё молоды. Позже поймёте, что без Веры жить невозможно.

Автобус потихоньку наполнялся моими товарищами-актёрами. Когда все собрались, мы тронулись в путь. Было раннее зимнее утро. И никому не хотелось говорить. Я посмотрел на своих соратников и задумался, вспоминая их судьбы. Никто из них не был удачен и счастлив. У всех была маленькая зарплата, у всех были проблемы. Но никто не уходил из театра. Вспомнил я тогда известных, мелькающих «звёзд» экрана, вечно свеженьких после очередной пластической подтяжки, и мне их стало жаль. Нет, мы, неизвестные и рядовые служители Мельпомены во сто крат честнее, живя так, как мы и живем: в тесноте и бедности. Ведь за всё надо будет отвечать перед Богом. И за «исправленные» лица свои – тоже надо будет держать ответ. Ведь Бог может не узнать этих людей, с искалеченными лицами.

- Я сейчас подумала, — заговорила Элеонора, - хорошо умереть молодой. Вот лет через десять, наверное, придется делать подтяжку. Оторопь берет. Ведь если человек меняет внешность, внутреннее его состояние и его жизненная позиция тоже меняются. У меня после киношных вечеринок, создается впечатление, что актёры с ума сошли от этих лифтингов! Все женщины похожи друг на друга как две капли воды. И все мужчины похожи на женщин. Страшно. Нет, я хочу умереть молодой! Борис, почему вы так смотрите на меня? Я говорю что-то неправильно?

 

Я был потрясен и молчал. Телепатия? Как одинаково мы думаем! Какая-то внутренняя сила соединяла нас даже в мыслях. Я видел ее раньше. И знал.

- Элеонора, я не хочу, чтобы вы умерли молодой, я не хочу, чтобы вы умирали вообще.

- Но это невозможно, — грустно сказала она.

А мне так захотелось курить! С разрешения дам, я достал пачку « Явы».

- Борис Васильевич, уберите, - попросила Элка, - у меня Лоран, зеленые.

- Я не откажусь. А кальвадоса у вас, случайно, не имеется? — спросил я весело и взял сигарету из пачки.

- Подумать только! Действительно Лоран! Но, а собственно чему я удивляюсь, вы ведь часто летаете в Париж?

- В Париже я не была, в столице сейчас все можно купить. И кальвадос, и сигареты «Лоран». И даже роман «Триумфальная арка». Всё можно, если есть деньги.

 

Автобус превратился в огромное табачное облако. Курили почти все.

- Так вы видели в продаже «Триумфальную арку»? – спросил я Элеонору.

- Да, на книжных развалах, у Рижского. Моя уже зачитана до дыр. Решила обновить. Помните, я говорила вам про мальчика, который открыл мне Ремарка? Я ему благодарна очень! До сих пор я не читала ничего лучшего!

- А ваши родители? Их не удивляло, что юная девушка читает такую взрослую литературу?

- Моя мама умерла, когда я была совсем маленькой, а отца своего я не знаю. Бабушка не говорила о нем. Он приезжал на заработки. Коровники строил. Построил. А потом исчез. Мама вскоре умерла. Моим воспитанием занималась «улица» и бабушкин ремень.

 

Я с большим вниманием слушал откровение Элеоноры, мне было интересно всё, о чем она говорила. Всё абсолютно. Меня не удивляли условия жизни деревни, где она родилась. Хотя это были уже семидесятые годы двадцатого столетия. Меня это печалило. Для русского крестьянина всё, как в средние века: убогость, теснота, грязь. Именно в середине 70-х я впервые поехал гастролировать по родной стране. Мы были в Тверской области. И вспомнил я как Чехов с грустью писал о деревне: «Кругом бедность невозможная, теснота, вырождение и пьянство». Как больно было и мне, спустя 100 лет, смотреть на это. И большевики были не лучше дворян. Всё это было и до большевиков. Каждый чиновник, на местах, рвал столько сколько мог "унести", чтобы обеспечить своё "приятное жизнеощущение". Россия страна богатая! Никто и не заметит, что откушен кусочек. Как мне всё это было омерзительно. Думаю, что многие отшельники именно поэтому ушли от Мира в пустыни и монастыри. Им было страшно от Неправды, от несправедливости и темноты людской. Но добрых людей всё-таки больше! И на них держится Русь!