Смесь

I

— Делия ходит сюда для тебя, толь­ко видеть кра­сот­ку,
Тук­ка, нель­зя: за порог муж не пус­ка­ет ее.
— Делия ходит сюда для тебя, для меня — так не ходит:
Видеть и тро­гать нель­зя — зна­чит, она дале­ко.
Слы­шал я часто: при­дет, да что тол­ку мне в этом изве­стье?
Ска­жешь тому, для кого в дом воро­ти­лась она.

II

Люби­тель слов ста­рин­ных, как кера­ми­ка,
Бри­тан­ский Фукидид, чудак атти­че­ский,
Сме­шав и галль­ский тав, и мин, и сфин в одно,
Яд насто­ял на них бра­то­убий­ст­вен­ный.

III

Вот он, взгля­ни на него: на пре­стол могу­чий вос­сев­ший
Сла­вой он был воз­не­сен выше небес­ных высот:
Мир огром­ный земель потря­сал он гроз­ной вой­ною,
В Азии мно­гих царей, мно­го пле­мен раз­гро­мил,
Раб­ства тяже­лый ярем и тебе уже, Рим, он гото­вил —
Ибо весь мир осталь­ной пал пред ору­жьем его, —
Но когда все охва­ти­ла враж­да, он рух­нул в раз­га­ре
Рас­при и тот­час же был изгнан из отчих земель.
Воля боги­ни все­гда тако­ва, и ее мано­ве­нью
Лжи­вое вре­мя спе­шит смерт­ную участь пре­дать.

IV

Где б ни носи­ли меня пере­ме­ны жиз­ни пре­врат­ной,
Сколь­ко б ни видел я стран, сколь­ко б ни встре­тил людей, —
Пусть я погиб­ну, коль был кто-нибудь тебя мне доро­же:
Мож­но ль милее тебя в мире дру­го­го най­ти?
Боги и сест­ры богов и преж­де про­чих Вене­ра
Дали все бла­га тебе, Муза, как ты заслу­жил,
Все, чему рад Апол­лон и строй­ный хор Апол­ло­на:
Раз­ве бывал чело­век, Муза, уче­ней тебя?
В мире срав­нит­ся ли кто с тобой при­ят­но­стью речи?
Чистая Клио, и та хуже тебя гово­рит.
Хва­тит с меня и того, что себя ты любить поз­во­ля­ешь:
Где уж мне ждать, чтобы ты мне отве­чал на любовь?

V

Прочь, рито­ры! Напы­щен­ные прочь речи,
Что не росой ахей­ской, а водой пол­ны!
Сти­лон, Варрон, Тарк­ви­тий — все вы прочь, пле­мя
Грам­ма­ти­ков, заплыв­шее дав­но жиром!
Мла­ден­че­ские погре­муш­ки, прочь все вы!
Про­щай и ты, о Секст, моих всех дум дума,
Сабин и все кра­сав­цы: пару­са лод­ки
В бла­жен­ную напра­вил я теперь гавань,
Ищу вели­ко­го Сиро­на слов муд­рых
И жизнь от всех забот осво­бо­дить жаж­ду.
Сту­пай­те прочь, Каме­ны, прочь, хоть мне милы
Все­гда вы были преж­де, при­зна­юсь пря­мо,
Каме­ны милые, и впредь в мои свит­ки
Загляды­вай­те лишь испод­тиш­ка, ред­ко.

VI

Несчаст­ней­ше­го зятя раз­не­счаст­ный тесть
И Нок­ту­ин-зятек, моз­ги дурац­кие!
Неужто, глу­по­стью тво­ей при­жа­тая,
В деревне будет жить такая жен­щи­на?
Ну пра­во, как про вас стро­ка напи­са­на:
Вы все сгу­би­ли, зять и тесть пре­слав­ные!

VII

Пра­во, по сове­сти я гово­рю, любез­ный мой Варий,
Чтоб мне про­пасть, но меня этот малыш погу­бил.
Если же так гово­рить не велят мне пра­ви­ла, — лад­но,
Я не ска­жу, но меня этот маль­чиш­ка сгу­бил.

VIII

Был ты Сиро­нов, кло­чок зем­ли при бед­ной усадь­бе
(Впро­чем, хозя­ин такой был и тобою богат),
Ныне тебе и себя, и всех, кто мною люби­мы,
Если о родине вдруг вести услы­шу груст­ней,
Я пору­чаю: при­ми всех преж­де отца и Кре­мо­ной
Новою стань для него, новою Ман­ту­ей стань.

IX

Мол­ви немно­гое мне, но лишь с ведо­ма ярко­го Феба,
Мол­ви немно­гое, хор муд­рых сестер Пега­сид.
К нам победи­тель грядет, побед­но­го шест­вия гор­дость,
Слав­ный везде, где лежит суша и пле­щут моря.
С вар­ва­ром бит­ва его награ­ди­ла почет­ной добы­чей, —
Вот он, как Эрикс, могуч или как гор­дый Ойнид,
Но отто­го он не стал в искус­стве вашем ничтож­ней
И в хоро­во­де свя­том место досто­ин занять.
Вот поче­му и меня боль­ше преж­не­го мучит забота,
Что я могу о тебе, что для тебя напи­сать?
Та, что меня боль­ше всех устра­шить долж­на бы при­чи­на,
Более всех, при­зна­юсь, силы душе при­да­ла.
В свит­ки попа­ло мои тво­их немно­го созда­ний —
В них и афи­нян язык, в них и афин­ская соль, —
Песен, фри­гий­ца век, до гряду­щих дожив­ши сто­ле­тий,
Песен, пилос­ца век сро­ком достой­ных затмить.
В неге под тенью лист­вы широ­ко­вет­ви­сто­го дуба
В них Мели­бей и Мерид рядом лежат, пас­ту­хи,
Сла­дост­ных песен они, череду­ясь, сти­хи повто­ря­ют, —
Так уче­ный любил петь три­на­крий­ский певец.
Каж­дый спе­шит из богов укра­сить твою геро­и­ню,
Каж­дая ей из богинь дар свой спе­шит под­не­сти.
Сча­стье кра­са­ви­це той, что таким поэтом вос­пе­та:
Сла­вой ее ни одна не посягнет пре­взой­ти.
Та ли, что в беге мог­ла б победить Гип­по­ме­на про­вор­ство,
Если б ее не пле­нил дар золо­той Гес­пе­рид,
Та ль, что была рож­де­на из яйца лебеди­но­го Леды,
Та ли, что в небе бле­стит — Кас­си­о­пея сама,
Та ли, кого берег­ло ска­ку­нов кры­ло­но­гих риста­нье,
Но домо­га­лись кого юные гре­ки тол­пой,
Душу и жизнь за нее отда­вая отцу-нече­стив­цу,
Так что Элиды зем­ля кро­вью влаж­ни­лась не раз,
Или Акри­сия дочь, или царев­на Семе­ла, к кото­рым
В мол­нии гроз­ной, в дожде сам Гро­мо­вер­жец схо­дил,
Или же та, над­ру­гав­шись над кем, лишил­ся пена­тов
Отчих Тарк­ви­ния сын вме­сте с над­мен­ным отцом,
В те вре­ме­на, когда Рим, избрав­ший кон­су­лов пер­вых,
Гор­дых гос­под­ство царей крот­кою вла­стью сме­нил.
Мно­го наград он питом­цам сво­им вру­чал по заслу­гам:
Мощ­ных Попли­кол не раз, слав­ных Мес­сал награж­дал.
Надо ли мне вспо­ми­нать усер­дье в трудах непо­мер­ных,
Годы суро­вых боев, тяготы дол­гой вой­ны?
Как на стан вой­ско­вой менял ты форум охот­но,
Бил­ся от сына вда­ли и от отчиз­ны вда­ли?
Как тер­пе­ли­во сно­сил то зной непо­мер­ный, то холод?
Как и на жест­ком кремне креп­ко ты мог засы­пать?
Как под враж­деб­ной звездой по угрю­мым морям про­плы­вал ты,
Сме­ло­стью зиму не раз, сме­ло­стью шквал одолев?
Как, устрем­ля­ясь впе­ред, бро­сал­ся гру­дью ты в гущу
Гроз­ных боев, не стра­шась обще­го бога вой­ны?
Как то в Афри­ку ты поспе­шал, к пле­ме­нам веро­лом­ным,
То к быст­ро­теч­ным стру­ям Тага, реки золо­той,
И, один за дру­гим вой­ной тре­во­жа наро­ды,
Шел с победою ты за оке­ан­ский пре­дел?
Нет, не мне вос­пе­вать, не мне такие победы:
Как я отва­жусь? Едва ль смерт­ным по силам та песнь.
Сами мол­ву о тебе про­не­сут по цело­му све­ту,
Сами дея­нья твои сла­вой укра­сят себя,
Мы же вос­сла­вим лишь песнь, что с тобою созда­ли боги:
Хор слад­ко­глас­ный Муз, Кин­фий, Аглая и Вакх.
Если стре­мить­ся к хва­ле из без­вест­но­сти, если Кире­ны,
Если латин­ским сти­хом гре­че­ских высей достичь
Мог я, испол­ни­лись все мои жела­нья с избыт­ком.
Этим доволь­ст­ву­юсь я. Что мне до чер­ни тупой?

X

Сабин вот этот (он пред вами, стран­ни­ки!)
Кля­нет­ся, что быст­рей­шим из погон­щи­ков
Когда-то был он: по пути ли в Ман­тую,
Летя ли по доро­ге, лег­шей в Брик­сию,
Дву­кол­ки обго­нял и колы­ма­ги он.
Тому свиде­тель — Три­фон, с ним сопер­ни­чать
Никак не смог­ший, и подво­рье Церу­ла,
Где он, Сабин, еще на служ­бе Квин­тия
Стриг нож­ни­ца­ми мулам гри­вы жест­кие,
Чтобы ярмо из бука Кито­рий­ско­го
Лег­ко нес­лось вынос­ли­вы­ми шея­ми.
Студе­ная Кре­мо­на, топи галль­ские,
Вы виде­ли, вы слы­ша­ли, вы зна­е­те —
(Так гово­рит Сабин): во дни дале­кие
На ваших бро­дах увя­зал он по уши,
В болота ваши он покла­жу сва­ли­вал,
От ваших стен околь­ны­ми доро­га­ми
Гонял он мулов под ярмом, то пра­вы­ми,
То левы­ми копы­та­ми лягав­ших­ся.
. . . . . . . . . . . . . . . .
К богам дорож­ным он моль­бы о помо­щи
Не обра­щал: впер­вые им при­но­сит он
Отцо­ву сбрую с вер­ною скреб­ни­цею.
Все было и мину­ло. Ныне в кон­суль­ском
Он вос­седа­ет в крес­ле, посвя­тив свой лик
Вам, двое бра­тьев, Кастор с бра­том Касто­ра.

XI

Кто из богов, Окта­вий, тебя у нас отнял? Иль прав­ду
Мол­вят, что это с вином мно­гое мно­же­ство чаш?
— С Вами я пил, если в этом все зло. Но за каж­дым кра­дет­ся
Участь своя. Так вина в чем же, ска­жи­те, вина?
— Будем писа­ньям тво­им мы дивить­ся, исто­рию Рима
Будем опла­ки­вать мы, пла­ча о смер­ти тво­ей.
Но уж не будет тебя. Отве­чай­те, пре­врат­ные маны:
Есть ли какая отцу сына корысть пере­жить?

XII

Спе­си­вый Нок­ту­ин, моз­ги дурац­кие!
Деви­цу за тебя, к кото­рой сва­тал­ся,
Спе­си­вый Нок­ту­ин, не бой­ся, выда­дут.
Но как, спе­си­вый Нок­ту­ин, посва­тав­шись,
Не видел ты: две доч­ки у Ати­лия?
Две доч­ки, и обе­их он отдаст тебе.
Схо­ди­тесь все, схо­ди­тесь: свадь­бу празд­ну­ет
Спе­си­вый Нок­ту­ин, как долж­но, с круж­кою.
Талас­сио! Талас­сио! Талас­сио!

XIII

Ты дума­ешь, я слаб, что не под силу мне,
Как встарь, пус­кать­ся по морю,
По всем путям и в зной, и в сту­жу сле­дуя
Зна­ме­нам победи­те­ля?
Силен, силен я выно­шен­ной яро­стью,
И к бою рвет­ся речь моя.
Зачем, наг­лец, достой­ный гне­ва Цеза­ря,
О соб­ст­вен­ных ли мер­зо­стях,
О гнус­ной ли сест­ре, блуд­ни­це лагер­ной,
Меня нево­лишь лаять­ся?
Или о том, как ты маль­чиш­кой с взрос­лы­ми
Задре­мы­вал в засто­ли­це,
И, вдруг взмо­крев­ши, слы­шал сза­ди пья­ный хор:
«Талас­сио! Талас­сио!»
Что поблед­нел ты, бабень? или шуточ­ки
Уже тебе не в шуточ­ки?
Меня не взма­нят все твои Коти­ти­ны
Орги­че­ские идо­лы,
Нев­мочь глядеть, как ты, обняв­ши жерт­вен­ник,
По-бабьи вер­тишь зад­ни­цей,
Как ты кри­чишь сре­ди воню­чих груз­чи­ков
Над тибр­ски­ми при­ча­ла­ми,
Где бар­ки, став­ши в рыжем иле заво­дей,
С вол­ной ущерб­ной борют­ся!
Я не взой­ду в хар­чев­ни ком­пи­таль­ские
К горе­лым жир­ным куша­ньям,
Кото­рые запив води­цей сли­зи­стой,
К жене-тол­сту­хе тащишь­ся
И, нена­вист­ный, давишь­ся за счет ее
Горя­чи­ми кол­ба­са­ми!
Попро­буй воз­ра­зи, попро­буй вызо­вись!
А я еще по име­ни
При всех, блуд­ли­вый Луций, назо­ву тебя:
Сту­чи зуба­ми с голо­ду,
Каз­нись бес­пут­ст­вом бра­тьев и рас­пух­ши­ми
Нога­ми дяди-пья­ни­цы,
И соб­ст­вен­ной, доступ­ной всем утро­бою,
Рас­про­кля­той Юпи­те­ром!

XIV

Если нача­тый труд суж­де­но мне будет закон­чить,
Ты, что в Пафо­се живешь и в Ида­лий­ском краю,
Если рим­ские все горо­да с тобою тро­ян­ский
Сын обле­тит, воз­не­сен пес­ней достой­ной моей, —
Знай, не кар­ти­ной твой храм я укра­шу, не толь­ко лишь ладан
И пле­те­ни­цы тебе в чистых руках при­не­су:
Скром­ный рога­тый баран и телец, вели­чай­шая жерт­ва,
В честь тебя окро­пит кро­вью огонь алта­рей,
Мра­мор­ный рядом с тобой, о боги­ня, с пест­рым кол­ча­ном,
Кры­льям под стать рас­пис­ным, встанет и сын твой дру­гой.
О Кифе­рея, при­ди: к тебе твой Цезарь взы­ва­ет
И Суррен­тин­ский тебя кли­чет с Олим­па алтарь.