Работница
Пролог
Поле, утренним туманом,
Всё покрытое, лежит.
А в тумане, над курганом,
Словно деревцо стоит
Молодица-молодая,
Что-то к сердцу прижимая,
И с туманом говорит:
«Что меня ты не задавишь,
Что не скроешь под землёй;
Что мне веку не убавишь, —
Не убавишь доли злой?
Или нет, голубчик мой,
Не дави, — а только в поле
Спрячь, чтоб люди не нашли;
Чтоб моей несчастной доли
Знать и видеть не могли.
«Не одна, не сирота я:
Мать с отцом ещё живут,
И ещё, туман, мой братец,
Есть сыночек: вот он тут…
Ты, дитя моё родное,
Некрещёное дитя!
В час недобрый, на невзгоду,
Горемычного тебя
Окрестят чужие люди;
А твоя родная мать,
Может быть и не узнает,
Как сыночка будут звать.
Ах! ведь я была богата…
Не вини ты мать свою!
Стану Богу я молиться,
Много горьких слёз пролью —
С неба выплачу я долю,
И к тебе её пошлю!»
И пошла она полем, рыдая,
Укрываясь в тумане, пошла;
И тихонько, сквозь слёзы запела —
Про вдову эта песня была:
Как вдова на Дунай выходила,
Как в Дунае детей схоронила…
«Во чистом-поле могила,
«К той могиле приходила
«Молода вдова гулять, —
«Злого зелья поискать.
«Злого зелья не нашла,
«Двух сыночков принесла.
«В китаечку повила —
«На Дунай реку пошла.
«Тихий, тихий мой Дунай,
«Моих деток забавляй.
«Ты песочек золотой,
«Под собою их укрой.
«Накорми моих детей,
«Искупай их и повей.
I.
Был старик, была старушка.
С давних пор они вдвоём
Над прудом за рощей жили,
В хуторочке небольшом.
И, бывало, всюду вместе,
Словно парочка ребят.
Подружились с малолетства,
Как пасли ещё ягнят;
А потом себе женились,
И хозяйничать пошли:
Хутор, мельницу, садочек
Понемножку завели.
Было пчёл у них не мало,
И во всем порядок был;
Только деточками бедных
Их Господь не наградил.
А уж смерть-то за спиною,
Косу точит уж свою.
Кто ж их в старость приголубит?
Кто им будет за семью?
Кто схоронит, кто поплачет,
Кто помянет их добром?
Распорядится, как должно,
Всем, что нажито трудом.
Тяжело в некрытой хате,
Малых пестовать детей;
Но состариться в довольстве,
Да бездетным, — тяжелей!
Тяжелей между чужими
Одиноко умирать,
В посмеянье, на растрату
Всё добро им покидать!
II.
В воскресенье раз сидели
Старички мои рядком,
В чистых, беленьких сорочках,
На скамье, пред хуторком.
Небо радостно сияло,
Тучек не было на нём.
И спала далёко в сердце,
Грусть, как зверь в лесу глухом.
Что ж в раю таком печалит
Стариков? Какое зло?
Горе старое, быть может,
Снова в хату к ним пришло?
Или в сердце шевельнулось —
Что подавлено вчера?
Или новая невзгода
Повстречалась им с утра?
Я не знаю, что тоскуют
Старики, что их гнетёт:
Собрались быть может к Богу.
Кто же в дальнюю дорогу
Им лошадок запряжёт?
«Настя! кто нас похоронит?
— Знает Бог… Спроси Его.
Я уж думала не мало,
Да так горько, горько стало.
Много есть у нас всего, —
А кому мы накопили?
Одинёшеньки с тобой
Мы состарились…
— Постой!
Мне сдаётся, кто-то плачет
У ворот… Никак дитя!
Вот опять… пойдём скорее…
Что? — Не правду молвил я?
Поднялись, бежать пустились;
Прибегают к воротам,
И как вкопаные стали,
Увидав ребёнка там.
Перед самым перелазом
Свиткой новенькой покрыт,
И легко, легко повит,
Он лежал. Знать повивала
Мать своей рукой его…
И хоть лето, всё же свитку
Положила на него.
И давились, и молились
Старики мои… У них
Сердце выпрыгнуть хотело.
А ребёночек притих.
Не кричал уж и не плакал,
Улыбаясь лишь глядел.
И ручонками, казалось,
Стариков достать хотел,
«Вот и доля, вот и счастье!
Видишь, как я угадал!
Не одни теперь мы, Настя —
И сыночка Бог послал!
Пеленай его да в хату…
Ишь как смотрит: молодцом!
Ну! скорей за кумовьями
В город я пущусь верхом».
Чудно право, как посмотришь,
Белый свет наш сотворён!
Этот сына проклинает
И из дому гонит вон.
Те, с молитвой и слезами,
Перед образом святым,
Ставят свечку, добытую
На копейку трудовую,
Чтоб Господь дал деток им!
III.
Вот ребёнка окрестили,
Марком назвали его.
Кумовьёв три пары было,
На крестинах у него.
Марк растёт. Его лелеют,
Холят, нежат, берегут.
Что и делать с ним не знают,
Положить где — не найдут.
Даже дойная корова
В страшной роскоши живёт.
Марк растёт, проходит год.
И в работницы, на хутор,
Наниматься раз пришла,
Молодица-молодая,
Черноброва и бела.
«Не взять ли Настенька? —
— Пожалуй.
Возьмём, Трохимушка. Хотя
И подросло теперь дитя,
А всё ж заботы с ним не мало.
Мы стары, хилы, захворать
Мы оба можем. — Надо взять.
«И у меня уж сил-то мало!
Пожить и мне-таки пришлось…
Ну что ж? какую бы желала
От нас ты плату? — в год небось?
Иль в месяц, что ли? — Как хотите.
Вы лучше сами положите.
«Э! нет! Святое дело труд,
И счёт, голубка, нужен тут.
Кто не считает, у того
Весь век не будет ничего.
А разве так уговориться:
Ты поживи, да нас узнай;
И нам к себе привывнуть дай;
А там и станем уж рядиться.
Ну, что же, дочка, по рукам?
Идёт! —Так просим в хату к нам.
Дело слажено; довольна
Молодица, весела,
Точно с паном породнилась
Иль деревню нажила.
Всё трудится, всё хлопочет,
Ввечеру и на заре,
То скребёт и моет в хате,
То с скотинкой на дворе.
А ребёнка как лелеет!
Лучше матери родной,
В праздник, в будни головёнку
Моет тёпленькой водой.
Мальчик в чистенькой рубашке
Щеголяет каждый день.
Перед ним молодке нашей
И плясать и петь не лень.
Научилась и тележки
Вырезать она ему.
А уж в праздник с рук не спустит,
Не уступит никому.
Старики не надивятся,
Бога всё благодарят,
Что послал им на подмогу
Не работницу, а клад;
А не знают, что проводить
Ночи целыя без сна,
Злую долю проклиная,
Горемычная она!
И никто того не знает…
Разве Марк… но для него
Не понятно — отчего
Так над ним она рыдает
И цалует так его!
В хлопотах сама нередко
Не доест и не допьёт,
А малютку не забудет,
Покормить его придёт!
Ах! не знает Марк, что ночью
Как застонет он под час,
И она с постели вскочет,
И с него не сводит глаз…
Покачает и прикроет,
И молитву сотворит.
Каждый вздох младенца слышит,
Хоть в другом покое спит.
Ранним утром, чуть проснувшись,
Мальчик тянется.скорей
К неусыпной, доброй Ганне,
И лепечет «мама» ей…
Так идёт, за годом год.
Марк и крепнет и растёт.
IV.
С тех пор не мало лет минуло,
Воды не мало утекло,
На хутор горе завернуло,
И слёз не мало принесло.
Не стало там бабуси Насти,
Чуть не отправился во след
За нею, с горя, старый дед.
Промчалось страшное несчастье
Подобно вихрю — и потом
Опять заснуло крепким сном.
И из-за лесу благодать,
Вернулась в хутор — отдыхать.
Марк давно уж чумакует,
И осеннею порой
Дома вовсе не ночует.
«Время сватать! сам с собой
Рассуждает старый дед. —
У кого бы? На совет
Ганну надобно позвать.
А она не прочь заслать
Сватов к царским, дочерям.
«Спросим Марка. Скажет сам.
— Ладно, спросим. И потом
Тотчас сватов позовём.
Расспросили. Согласились.
И спровадил в тот же миг
К сватам Марка наш старик.
Скоро сваты воротились,
Рушники и хлеб святой
Принесли они с собой.
Марку высватали кралю,
Да такую, что не знали,
Как об ней и рассказать.
Хоть бы гетману под стать.
И в жупане, словно панна!
Рад Трохим и рада Ганна.
«Ну, спасибо, молодцы!
«Так сведём же мы концы:
«Надо тут же порешить
«Где и скоро-ль свадьбе быть.
«Да еще» — промолвил дед —
«Кто же матерью у нас
«Будет… Насти бедной нет
«Нет ея! не дождалась…
По лицу у седого Трохима
Покатилися слёзы рекой;
А меж тем у дверей недвижима,
За косяк ухватившись рукой,
Как убитая, Ганна стояла;
В хате стихло… речей не слыхать.
И работница только шептала
«Кто же матерью будет?.. где мать?»
V.
Каравай месить, на хутор,
Молодиц гурьба сошлась.
Старый дед развеселился
И пустился с ними в пляс;
Так и топает, и скачет,
И ногами двор метёт;
И прохожих, и проезжих
Всех во двор к себе зовёт.
Варенухой угощает,
И на свадьбу просит всех.
На дворе и в хате слышны
Песни, говор, шум и смех.
Старый мечется, хоть ноги
Изменяют уж совсем;
А из погреба, за бочкой
Бочку катят между тем.
Напекли и наварили
Много всякого добра;
И скребут и выметают
Всюду с самого утра.
Только всё чужие люди…
Что ж работница не там?
В Киев Ганна поклониться
Побрела к святым мощам.
Не пускал старик; и плакал
Марк, прося, чтобы за мать
У него она на свадьбе
Оставалась. Удержать
Не могли однако Ганны.
— Нет уж, Марк. Пусти меня.
Мне за мать сидеть не ладно…
Богачи твоя родня,
Я работница… Пожалуй
Осмеют тебя, как раз.
Помоги вам Бог. Молиться
Лучше я пойду за вас. —
Если примите, оттуда
К вам опять я ворочусь.
И покуда силы хватит,
В вашей хате потружусь.
И ему благословенье
С сердцем искренним дала.
И заплакала… и тихо
Из ворот она пошла.
Пир на хуторе в разгаре.
Не смолкает шум и гам,
Достаётся музыкантам,
Достаётся каблукам.
Варенухой лавки моют.
А меж тем, свой дальний путь
Уж работница кончает.
Не успела отдохнуть
И к хозяйке, где пристала
Нанялась уж поскорей —
И таскает воду ей.
На пути деньжонки вышли,
Надо что-нибудь скопить,
Чтоб Варваре преподобной
Хоть молебен отслужить.
Работает, воду носит,
Накопила семь рублей.
Марку шапочку купила,
У святых она мощей,
Голова чтоб не болела…
Для жены его потом
От Варвары преподобной
Запаслася перстеньком.
И святым всем поклонившись,
Побрела опять домой.
Воротилась. Марк встречает —
У ворот её, с женой
Входят в хату, и сажают
Нашу странницу за стол.
Накормили, и про Киев
Разговор у них пошёл.
Отдохнуть, ей Катерина
Постлала сама постель.
— Что они меня так любят!
О мой Боже! Неужель —
Обо всём они узнали…
Догадалися кто я?..
Нет, а добрыми родились!..
И из глаз у ней катились
Слёзы, слёзы в три ручья!
VI.
Река уж трижды замерзала —
И трижды уносились льдины;
И в дальний Киев провожала
Уж трижды Ганну Катерина, —
Как мать родную провожала.
В четвёртый раз далеко с нею
Прошлася полем, до кургана,
И всё просила, чтоб скорее
На хутор возвращалась Ганна.
Как бы без матери — уныло
У них в семье без Ганны было.
После Троицы однажды,
В воскресенье, дед Трохим
На дворе сидел, у хаты;
И с собакой перед ним
Внук играл, а внучка юбку
Катеринину нашла,
И в неё одевшись, важно,
Тихо в гости к деду шла.
Засмеялся старый, внучку
Рядом сесть он пригласил.
Будто вправду молодицу,
И потом её спросил:
«А куда ты хлеб девала? —
«Может, отнял кто в лесу?
«Иль испечь его забыла?
«Так вот я тебя, лису.
А работница в ворота
Входит в этот самый миг.
Ей с внучатами навстречу
Живо бросился старик.
— Где же Марк? спросила Ганна.
Видно всё в дороге?
— Да.
— Ох! насилу я, насилу
Дотащилась к вам сюда.
Умирать-то не хотелось,
Мне в далёкой стороне.
Хоть бы Марк скорей вернулся.
Что-то больно тяжко мне.
И гостинцы из лукошка
Вынимает для ребят:
Внучке старшенькой Орише
Крестик, бусы и дукат;
В золотой, из фольги, ризе,
Образочек тоже ей;
И для Карпа есть игрушки:
Два коня и соловей.
Катерине с богомолья
Уж четвёртый раз с собой
Перстенёк она приносит
От Варвары, от святой.
Вот три свечки из святого
Воску, деду отдала.
А себе и Марку нынче
Ничего не принесла:
Денег больше не хватило,
А работать нету силы.
— Да! ведь бубличка кусочек
У меня есть где-то там…
Отыскала; и внучатам
Разделила пополам.
VII.
В хате тотчас ей умыла
Ноги, Маркова жена.
Принесла потом ей полдник,
Но не ест, не пьёт она.
— Катерина! Послезавтра
Воскресенью надо быть.
Хоть бы вынуть часть за здравье,
Да молебен отслужить
Чудотворцу Николаю.
Что-то Марк у нас пропал…
Как бы где-нибудь в дороге,
Бедный, он не захворал.
И катились тихо слёзы
Из потухших, старых глаз.
Изнурённая, насилу
С места Ганна поднялась.
— Ох, не та уж, Катерина,
Стала я. Хила, стара,
На ногах едва держуся, —
На покой мне, знать, пора.
Хоть в тепле, а тяжко, Катря,
Умирать в дому чужом.
Захворала крепко Ганна.
Посыдали за попом
И соборовали маслом,
Но не стало легче ей.
Катерина не спускала
С умирающей очей.
День и ночь над ней сидела,
Грустно голову склонив.
Дед бродил всё по надворью,
И уныл и молчалив.
По ночам над хатой слышен
Был зловещий крик совы.
С каждым часом становилось
Ганне хуже. Головы
Уж она не подымала,
И не ела ничего.
Только Марка вспоминала…
— Катря! ох, когда б я знала,
Что увижу я его…
Я еще бы подождала…
VIII.
Беззаботно с чумаками
Степью Марк себе идёт.
Не спешит он, распевает,
И волов в степи пасёт.
Он сукна везёт в гостинец
Дорогого два куска
Для жены; и пояс алый
Для Трохима старика;
Парчевой очипок Ганне,
Да ещё купил он ей
С расписной каймой платочек;
А для маленьких детей
Черевички, винограду, —
Всем же вместе — из Царьграду
В бочке красное вино;
И икры не мало с Дону
У него запасено.
Он идёт да распевает,
А что дома ждёт — не знает.
Дотащился понемногу —
Вот и дома он опять.
Помолившись прежде Богу,
Стал ворота отворять.
— Катря, Катря!
Иль не слышишь?
Воротился Марк. Иди
Поскорей ему на встречу,
Да сюда его веди.
— Слава Господу! Дождаться
Грешной мне сподобил Он….
И читала Ганна тихо
«Отче наш», как бы сквозь сон.
На дворе ярмо снимает
Расписное дед с волов.
Вышла к мужу Катерина,
На него глядит без слов.
— Катря! Где же наша Ганна?
Что нейдёт ко мне сюда?
Уж, помилуй Бог, жива ли,
Не случилась ли беда?
— Нет! А крепко захворала….
Уж давно она лежит,
Всё тебя зовёт…. Когда же
Марк вернётся? говорит.
Поскорей пойдём, а батько
За волами приглядит.
Входят в хату. Марк не смеет
Перейти через порог,
— Слава Богу! шепчет Ганна.
Не пугайся Марк, дружок.
Подойди; а ты, Катруся,
Выйдь из хаты, и вдвоём
С ним оставь нас. Нужно Марка
Расспросить мне кой-о-чём.
Вон выходит Катерина.
Марк нагнулся над больной.
— Марк, голубчик! подивися,
Посмотри ты, что со мной!
Видишь, я какая стала?..
Вся измучилась, больна…
Не работница, не Ганна
Я…
И стихла вдруг она.
Марк и плакал, и дивился,
И стоял не шевелясь.
Вдруг глаза она открыла,
И слезами залилась.
— Не вини меня! казнилась
Я весь век в чужой избе.
Не вини меня, сыночек, —
А прости: я мать тебе.
Земля как будто расступилась,
Под бедным Марком в этот миг
Он с воплем к матери приник…
Но сердце матери не билось.